О силе Устиньи даже легенды ходили. Она легко поднимала с земли пятипудовые мешки с зерном и переносила их на значительное расстояние. Говорили, что она унаследовала физическую силу от своего отца – Артема, который подлезал под лошадь и поднимал ее или брал за хвост и одним рывком сажал на круп.
Тяжелая нужда, ничтожный заработок Константина на сапожной работе заставляли бедную женщину подрабатывать на перевозке грузов. Весной, летом и ранней осенью она трудилась на полевых работах, а поздней осенью отправлялась в уездный город Малоярославец за бакалейными товарами и возила их торговцам в Угодский Завод. За поездку она зарабатывала рубль – рубль двадцать копеек. Да разве это деньги?.. Их не хватало ни что. Если вычесть расходы на корм лошадям, ночлег в городе, питание, ремонт обуви, то оставалось очень мало. Казалось, даже нищие могли насобирать больше.
Однако делать было нечего, такова была тогда доля бедняцкая, и Устинья не пеняла на судьбу, а безропотно сносила все невзгоды. Да и что тут говорить? Многие женщины русских деревень поступали так же, чтобы не умереть с голоду. В нечеловеческий холод, в слякоть и грязь, уставшие и замученные, униженные своим положением, возили они грузы из Малоярославца, Серпухова, Саврагино и других мест. Малолетние дети оставались под присмотром старых бабушек и дедушек, которые и сами уже еле ноги передвигали.
Многие крестьяне жили за чертой бедности: земли было мало, урожай был скудный, а иногда случались и вовсе неурожайные годы. На полях работали в основном женщины и дети, а мужчины уезжали зарабатывать деньги в другие города, чаще всего в Москву и Петербург. Это не всегда спасало, так как заработок был мал – едва хватало на пропитание. Редко кто из простых крестьян мог позволить себе наесться вдоволь.
Конечно, были в деревнях и богатые крестьяне – кулаки. Тем жилось получше: у них и земли было побольше, и дома их были уютны и просторны. Дети – ухожены и сыты, учились в школах, то есть получали образование и имели право на нечто большее в этой жизни, нежели бедняки. Амбары кулаков были полны муки, зерна, мяса, рыбы; полки в погребах ломились от банок с вареньем и соленьями, бутылок с наливкой. Да и скот у них водился. Из неимущей семьи – кто не был слишком горд, – частенько ходили выпросить то банку молока, то краюху хлеба, то щепотку соли. Надо признать, далеко не все зажиточные были щедрыми.
Дети бедняков с завистью и блеском в глазах смотрели на тех, кто побогаче. Ах, сколько было радости, когда возвращались отцы из больших городов и привозили баранку или пряник, иногда и игрушка перепадала. Тогда это вообще счастье! Если удавалось сэкономить деньги, семья могла рассчитывать на пирог со сладкой начинкой к празднику.
В 1894 году в семье Жуковых родилась девочка, которую назвали Марией. А через два года на свет появился Георгий. Потом был еще один сын – Алексей, однако малыш прожил недолго, всего полтора года. Мальчик был сразу слаб здоровьем, а Устинья со слезами на глазах повторяла: «А от чего же ребенок будет крепкий? С воды и хлеба, что ли?» Да и возможности побыть с малышом она не получила: через несколько месяцев после родов вновь решила ехать в город на заработки. Соседи отговаривали Устинью, советовали поберечь мальчика, который был еще очень слаб и нуждался в материнском молоке. Но всей семье угрожал страшный голод, и Устинья, оставив Лешу на попечение брата и сестры, все же решилась уехать.
Мальчик умер, и его похоронили на кладбище в Угодском Заводе. Маша и Егор очень горевали о брате, отец и мать тоже.
Георгий часто потом ходил на могилку младшего брата; сидел там, в тишине и одиночестве, и думал.
Как ни странно, никогда ему не было так спокойно, как в эти мрачные минуты безмолвия.
Беда не приходит одна. В том же году, когда умер Алексей, рухнула крыша дома – ветхая совсем стала.
Делать было нечего. Семья перебралась в сарай, благо погода была еще теплая.
– Дальше посмотрим, – говорил Константин. – Может, кто пустит в баню или пристройку какую… – Однако особой уверенности в его словах не было. И он, как вся остальная семья, боялся будущего и не знал, что делать, как исправить положение.
Устинья в те времена часто заливалась слезами. Однако дух ее беды не сломили. Вздохнув, она погладила Егора и Машу по голове и сказала:
– Что ж делать. Айда! Таскайте все вещи в сарай!
В сарае было тесно, но на это никто не жаловался. Константин смастерил маленькую печку для готовки, и семья обосновалась как могла.
Как-то к Жуковым зашел приятель Константина, Назарыч:
– Что, Костюха, говорят, ты с домовым не поладил, выжил он тебя?
– Как не поладил? – удивился Константин. – Если бы не поладил, он нас наверняка придавил бы.
– И что вы теперь будете делать-то?
– Ума не приложу…
– А чего думать, – вмешалась Устинья, – надо корову брать за рога и вести на базар. Продадим ее и сруб купим. Не успеешь оглянуться, как пройдет лето, а зимой какая же стройка…
Мужчины подумали и решили, что жена Константина верно рассудила. Да и больше никаких предложений ни у кого не было.
– Верно-то верно, но одной коровы не хватит. – Константин в сомнениях покачал головой. – Наша старушка лошадь тоже нас не спасет.
На это никто не отозвался, но всем было ясно, что самое тяжелое время еще впереди. Так и поступили. Через некоторое время Константину удалось-таки достать сруб по хорошей цене. Соседи помогли его привезти и даже покрыли крышу соломой.
– Ничего, поживем и в этом, а когда разбогатеем, построим лучше, – сказала Устинья.
С наружной стороны дом выглядел хуже других: крыльцо было сбито из старых досок, окна застеклены осколками. Но семья Жуковых радовалась: какой-никакой, а все же угол.
Детство Георгия было тяжелым. Зимы были лютыми, семья едва сводила концы с концами. Больше всего Егору всегда было жалко сестру. Мария сносила невзгоды стойко, прямо как ее мать, но внешний вид ее был ужасен. Худая, бледная, Маша трудилась за двоих, и еще находила силы поддерживать брата.
1902 год, когда мальчику исполнилось семь лет, выдался неурожайным, и зерна хватило только до середины зимы, затем пришлось влезать в новые долги, когда только-только рассчитались со старыми. Заработка Константина едва хватало на хлеб. Благо соседи были добрые – угощали то пирогом, то щами. Вот такая традиция в русских деревнях – помогать ближнему в трудную минуту. Друг Константина и еще несколько мужиков приходили и латали дом, когда совсем было невмоготу.
Так и неслись дни. Наступила весна, и жить стало легче. Дела у Жуковых пошли в гору: стали ловить рыбу в реках Огубляйке и Протве. Огублянка – небольшая речка, мелководная, сильно поросла тиной. Выше деревни Костинки, ближе к селу Болотскому, где речка брала свое начало из мелких ручейков, места были очень глубокие, там и водилась крупная рыба. В Огублянке, особенно в районе деревни, где жили Жуковы, и соседней деревни Огуби, было много плотвы, окуня и линя. Егор с отцом вылавливали его корзинами. Случались очень удачные дни, и он делился рыбой с соседями за их щи и кашу.
