Все это пронеслось в голове Орлова, только он оказался рядом с обугленной громадой здания на Краснопресненской набережной, которое еще недавно именовалась Домом Советов, а теперь представляло собой жалкое зрелище, олицетворяющее весь ужас происходившего в последние дни, глубину падения и позор некогда великой страны.
Предъявив на входе в восьмой подъезд удостоверения сотрудников министерства безопасности, Орлов и Жуков, не без труда преодолевая кучи мусора, скопившиеся в холле, наконец, оказались внутри Белого дома. Если снаружи здание производило впечатление обгорелого остова гигантского форта, отбитого у неприятеля, то внутри все выглядело как катакомбы Брестской крепости или цеха прекратившего работу завода, разгромленного и разграбленного войсками противника. Света, разумеется, нигде не было. В полумраке можно было едва разглядеть, что пол усеял каменной крошкой и осколками стекла. Повсюду валялась разломанная мебель — столы, стулья, банкетки, шкафы и вешалки. В мрачной глубине вестибюля виднелись горы какого-то тряпья или одежды, пустых подсумков и военного обмундирования, мотки проводов и куски арматуры, сваленные в кучу ящики, разодранные картонные коробки и множество опустошенных пластиковых бутылок. Пол был залит по щиколотку водой, кое-где были брошены доски, балансируя по которым, можно было преодолеть затопленные места. Повсеместно валялись рваные газеты, листовки и бумаги, превратившиеся в лужах воды в раскисшее грязное месиво.
— Проходите! — безразлично буркнул солдат в каске и серой замызганной шинели, поверх которой был надет бронежилет. На ремне через плечо у него висел автомат, опущенный дулом вниз. Рядом с ним в дверях стояло еще человек пять-шесть, также одетых в шинели с бронежилетами. На больших диванах, которые были сдвинуты друг к другу, вповалку лежали бойцы, порождая в воображении Орлова странные ассоциации. Ему на миг показалось, что он находится в поверженном Берлине в вестибюле немецкого железнодорожного вокзала, только что взятого штурмом нашими солдатами, которые, как только появилась небольшая передышка после ожесточенного боя, в изнеможении повалились на пол и заснули мертвым сном. И здесь повсюду стоял стойкий запах гари, смешанный с запахом паленой резины и отвратительной вонью нечистот.
— Как тут лучше подняться наверх? — спросил Орлов у солдатика, хотя раньше неоднократно бывал в Белом доме и неплохо ориентировался в его коридорах. Но сейчас, в полутьме помещений, он не был уверен, что легко найдет переход в центральную часть здания.
— Лестница там! — солдат указал на дверной проем с распахнутыми двухстворчатыми дверями. — Только вы там вряд ли пройдете! Там сплошной завал! Попробуйте!
Офицеры министерства безопасности с большим трудом преодолели баррикаду из стульев и кресел, которая преграждала путь, и стали подниматься по лестнице на пятый этаж. Окна, выходящие на лестничную клетку, были в основной своей массе разбиты, расположенные вдоль них металлические ограждения погнуты, а кое-где даже смяты. На этажах царило полное запустение, здесь также было много мусора и грязи, которые покрывали едва различимые под ними ковровые дорожки. Стены лестничной клетки в некоторых местах были испещрены пулевыми отверстиями и осколками.
СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…К моменту моего прибытия в Белый дом его состояние было следующим: Только по цоколю и первому этажу насчитывалось 48 проломов. Большинство дверей кабинетов, хранилищ, складов выломаны. В кабинетах и коридорах здания было много мусора, большая часть компьютеров, факсов, ксероксов, телефонных аппаратов и другой оргтехники повреждена и в беспорядке разбросана по помещениям, валялись боеприпасы, противогазы, оружие. В большом количестве в комнатах здания находилось спиртное, продукты питания. В коридорах и на лестничных площадках сооружены баррикады, завалы из мебели, аппаратуры и т. д… 12,13 этажи выгорели частично, а с 15 по 19 этажи полностью…» (Из рассказа А.Г. Баскаева, в октябре 1993 года — коменданта Белого дома. — Москва. Осень-93. Хроника противостояния. Москва, 1994 год.)
Долго плутая по темным коридорам, натыкаясь то и дело на группки вооруженных автоматами солдат, милиционеров и гражданских лиц, неизвестно что делающих здесь, Орлов с Жуковым, наконец, достигли «стакана», как называли центральную часть здания, и выбрались на лестницу, ведущую к верхним этажам. Здесь было достаточно оживленно. Повсюду сновали какие-то люди в рабочей одежде, на многих были респираторы. Как и в крыле восьмого подъезда, здесь было много военных и милиционеров, вдоль лестничных маршей были проложены пожарные рукава и шланги, кабели и провода. Во всем здании не было света, естественно, не работали лифты, отсутствовала вода в кранах и не функционировала канализация. Сверху постоянно капала грязная жижа, растекавшаяся по паркетным полам, делающая ступени скользкими и липкими.
Чем выше Орлов с Жуковым поднимались по лестнице, тем явственнее чувствовался едкий запах гари. Когда они достигли той части «стакана», которая еще несколько дней назад полыхала ярким факелом на фоне темного московского неба, стало понятно, что они добрались до эпицентра недавнего пожара в самом центре Москвы, вызванного не нарушениями правил противопожарной безопасности или неожиданной искрой в результате короткого замыкания, и даже не преднамеренным поджогом, совершенным злоумышленником. Причиной пожара было попадание в здание снарядов из танков, стоящих на Калининском, или как его теперь называли Новоарбатском мосту, которые стреляли прямой наводкой по Дому Советов — согласно Конституции — высшему законодательному органу Российской Федерации.
* * *
Как стало это возможным? Почему произошло то, что трудно было допустить даже в страшном сне? Что случилось со страной и людьми, еще недавно живущими общими радостями и бедами?
Орлов смотрел на то, что еще совсем недавно именовалось зданием Верховного Совета Российской Федерации, и не мог поверить своим тазам. Перед ним — громадные, сгоревшие, источающие зловоние развалины, обугленная коробка с черными глазницами окоп, разгромленные, загаженные коридоры, холлы и кабинеты некогда белокаменного ажурного дворца на набережной Москвы-реки рядом с домом в виде раскрытой гигантской книги.
— Смотри-ка, Андрей! — Жуков указал на пачку стандартных машинописных листков, лежащих на полу и присыпанных штукатуркой. Они были повернуты обратной стороной вверх так, что текста не было видно. — Давай поглядим, что это.
Юра поднял листки, стряхнув штукатурку и известковую пыль. На слегка смятой странице снаружи отчетливо был виден отпечаток солдатского сапога. Жуков перевернул пачку, провел по ней рукой, счищая налет грязи. В правом верхнем углу стоял строгий гриф.
— Ого! — Юра даже присвистнул. — Это в коридоре! А что делается в кабинетах!
Прочитав наименование многостраничного документа, чекисты многозначительно переглянулись: документ был чрезвычайно серьезным, посвященным крайне важным вопросам обороноспособности страны, и, само собой разумеется, не должен был валяться на полу, где любой мог запросто сунуть его себе в карман и бросить в кучу мусора.
Андрей аккуратно убрал документ в папку, и они продолжили путь наверх. Навстречу им все чаще попадались рабочие, которые несли в руках или на носилках большие бумажные мешки, наполненные мусором и каменным крошевом.
