— «Отслеживает!» — передразнил его Филатов. — Вы все отслеживаете! А надо действовать!
— Сергей Александрович, ему сообщают, что толпа уже приближается к Белому дому. Там много людей с оружием…
— Знаю! — прервал его Филатов.
— Но, если они столкнутся с оцеплением вокруг Белого дома, то…
— Их там остановят! И в Белый дом не пропустят!
— Сергей Александрович, сейчас их уже никто не остановит! Будет бой, кровь, сотни убитых… А что будет дальше, можно только предполагать.
Филатов замолчал, видимо, раздумывая над словами Орлова. Он и сам понимал, что власть катастрофически проигрывает разъяренной толпе. Ее не удалось остановить ни на Крымском мосту, ни у метро «Парк культуры», ни на Смоленской площади. Наоборот, опьяненная «победой» над ОМОНом и милицией, увеличивающаяся за счет сотен сторонников, которые вливались в нее из прилегающих улиц и переулков, эта толпа в четыре тысячи человек превращалась в мощное орудие концентрации народного недовольства, в инструмент пробивания бреши в государственной машине, и так пестрящей «демократическими заплатами». Воодушевленная успехом, масса людей, часть из которых сжимали в руках кто флаги и транспаранты, кто палки и арматуру, а кто кое-что посерьезнее, в том числе огнестрельное оружие, готова была в буквальном смысле встать на «защиту Белого дома», обратить в бегство «прислужников преступного режима», а если будет надо — то и разгромить «врага».
— И что вы предлагаете? — Вопрос Филатова застал Орлова врасплох. От неожиданности он не мог вымолвить ни слова. Сама постановка вопроса казалась Андрею иррациональной. На гребне волны противостояния, готового вот-вот превратиться в кровавое сражение, его спрашивали о том, как надо поступить, чтобы избежать худшего сценария. И спрашивал не кто-нибудь, не какой-нибудь журналист или политолог, а человек, кардинальным образом влияющий на решения руководства страны, способный напрямую донести до президента свою позицию, убедить его совершать или не совершать тот или иной поступок. Конечно, Филатов был вовлечен в клубок интриг, которые, так или иначе, плетутся в окружении первых лиц государства, но он имел самостоятельный ресурс влияния на президента, пользовался его доверием и поддержкой.
Андрей вдруг почувствовал тогда громадный груз ответственности, который неожиданно обрушился на него. Ответственности даже за одно сказанное слово, которое может повлиять на ход событий. В его голове молнией пронеслись несколько отрывистых мыслей, прежде чем он смог сказать хоть что-то членораздельное. Первое, о чем подумал Андрей, это то, что никаких действенных средств остановить толпу перед Белым домом нет, как и не было их на Крымском мосту и Смоленке. Никаких, кроме открытия огня по толпе из всех видов огнестрельного оружия. Не факт, что все стоящие в оцеплении милиционеры готовы были это сделать. Август девяносто первого был еще у всех в памяти. И, естественно, никто не хотел выступать в роли «кровавого душителя народной свободы». Но даже, если представить, что вся цепь разом начнет поливать свинцом приближающихся демонстрантов, то это еще не значит, что толпу удастся остановить. Тем более что она состояла далеко не только из студентов и пенсионеров. Большую часть составляли как раз молодые мужчины, многие из которых прошли службу в «горячих точках», а некоторые были действующими офицерами, сполна испившими горькую чашу унижений, вызванных распадом страны и утратой престижа военной профессии. Уж они-то умели держать в руках оружие и готовы были за себя постоять.
Кроме того, в толпе было немало откровенных проходимцев, авантюристов и хулиганов, готовых участвовать в любой «бузе», крошить все налево и направо, а при случае и поживиться чем-нибудь за счет тех, кто вызовет их «праведный гнев».
Все это пронеслось в голове Андрея, прежде чем он вымолвил одну-единственную фразу в ответ на вопрос Филатова: «Что вы предлагаете?»:
— Сергей Александрович, если толпу нельзя остановить силой, то надо немедленно снять оцепление. Если мы еще промедлим, то будет уже поздно.
— А что говорят ваши люди, которые отслеживают обстановку?
Орлов поднес к уху вторую трубку. Начальник «семерки» был на проводе и, наверное, слышал разговор Орлова с Филатовым. Во всяком случае, он слышал, что говорил Андрей.
— Андрей Петрович, там уже слышна стрельба. Первые демонстранты уже вышли к пандусу мэрии. Нельзя допустить бойню!
Обращаясь к Филатову, Орлов четко сказал, сам удивившись твердости своего голоса:
— Надо немедленно отводить!
— Хорошо, — голос Филатова был очень тихим, совсем не таким, каким услышал его Орлов в самом начале разговора. Больше руководитель Администрации Президента ничего не сказал. Просто положил трубку.
— Ну, что там? — Помощник Степашина все эти несколько минут, пока Орлов говорил с Филатовым, старался понять, о чем идет речь.
Но Орлов еще не закончил разговор с начальником Оперативно-поискового управления:
— Я все доложил. Дальше некуда. Только самому президенту. Или Господу Богу.
— Спасибо. Придет Сергей Вадимович, скажите, что я звонил.
Орлов положил трубку и, не замечая вопрошающих глаз помощника, посмотрел в окно. «Теперь вся надежда на Господа Бога», — подумал он.
* * *
ИНФОРМАЦИЯ: «Сегодня около пятнадцати часов в районе Крымского моста колонна демонстрантов, прорвав кордоны ОМОНа и милиции, в количестве четырех тысяч человек, прорвались со стороны Смоленской площади к Белому дому. Силы правопорядка, несмотря на применение спецсредств, безуспешно пытались остановить движение колонн. По наблюдениям репортеров западных телерадиокомпаний прорыв был хорошо организован. Боевиками применялась тактика охвата с тыла и флангов… Нападавшие из числа боевиков захватывают грузовой транспорт и с его помощью они таранили кордоны сил правопорядка… Боевики из числа митингующих применяли при прорыве заточки, дубинки, камни. Есть пострадавшие…» (Из информационного выпуска программы «Вести» 3 октября 1993 года.)
СВИДЕТЕЛЬСТВО: «…На Новом Арбате первая кучка в 80—100 человек бежала буквально метрах в десяти за спинами улепетывающих со всех ног эмвэдэшников, уже не встречая никакого сопротивления. Только каски убегавших мелькали перед глазами и скрывались во дворах. Побросав автобусы, они набивались битком в газующие легковушки и шпарили по тротуарам к набережной. И наступая им на пятки, улюлюкая, даже не пуская в ход камни, бежал жиденький авангард демонстрантов. У Калининского моста зрелище открывалось нерадостное — опять по всему периметру стоял ОМОН, основная масса отступивших касок забилась под пандус мэрии, на пандусе стояли вооруженные автоматами. Калининский мост и Краснопресненская набережная закрыты щитами, слева на набережной скопилось огромное количество военных, а впереди — колючая проволока, поливальные машины, и сразу за ними опять щиты и каски…
Первую группу демонстрантов отделяла от цепочки поливальных машин и шеренги солдат «спираль Бруно». Между колючей проволокой и машинами было около одного-двух метров. Колючую проволоку сразу перепрыгнуть было нельзя — слишком высоко и страшно запутаться… Первой размотавшая стык двух кусков колючей проволоки, Женя добежала до поливальных машин и с другими демонстрантами перелезла через них. В этот момент оцепление солдат за машинами стало разбегаться в разные стороны. Когда через поливальные машины перелезали другие, эмвэдэшников и след простыл…» (Из воспоминаний участника манифестации. — Газета «Завтра», август 1994, спецвыпуск № 2.)
