– Тогда тем более, зачем о нем говорить?
– Ну… чтобы уже выкинуть это из головы, Норман.
Отец вытащил из сумки скребок и счистил с основания лыж верхний слой воска.
– Четвертое место, десятое, первое, – начал он. – Разве дело в этом?
– Но ведь все стараются победить, – заметил я.
– Знаю. Но мы – другое дело. Мы здесь только для того, чтобы выполнить несколько отличных поворотов и чтобы с каждым разом делать это чуточку лучше. Мы здесь просто так, для прикола.
Усы его непокорно топорщились во всех направлениях, глаза заволокло дымкой. Он пристально вглядывался в мое лицо, изучал меня. Я же смотрел сквозь него – туда, где объяснения отца уже не имели никакого смысла. Я не мог понять, что он имел в виду, говоря про прикол.
– То есть для тебя все это неважно?
– Мне важно одно – чтобы ты, Чудо-Мальчик, не стоял на месте. Не зацикливайся на том, каким по счету ты финишировал в прошлый раз, как выполнил последний поворот. Переходи к следующему и выкладывайся по полной.
* * *
Мы зарегистрировались в секции слалома в Хэвенли-Вэлли, и сотрудник оргкомитета поинтересовался, где находится Маунт-Уотерман.
– Лос-Анджелес, – ответил отец.
– Далековато от озера Тахо, – улыбнулся он и протянул мне фуфайку со стартовым номером. – Желаю удачи!
От моей команды больше никто не выступал, и мы с отцом вместе съехали по трассе. Он взял на себя роль тренера. Это был некрутой спуск с довольно узкими воротами и целинным снегом.
– На целине ты их точно сделаешь, – сказал отец.
Это сбивало меня с толку. Ясно, что он все-таки мечтает о моей победе. Но действует исподтишка, поддразнивая, чтобы я захотел выиграть, но не нервничал. Я его раскусил.
– А может, снег перестанет идти, – подначил я его. – И – прощай, целина!
– Тогда будут большие канавы, – среагировал он. – Для тебя это не проблема. Сделаешь их в канавах!
Я ухмыльнулся:
– А может, и нет.
Он окинул меня долгим взглядом. Но я уже сказал все, что хотел, и решил держать рот на замке.
Когда мы преодолели четверть спуска, отец заставил меня вплотную приблизиться к ребятам из лыжной команды Хэвенли-Вэлли, которые ехали впереди. Он пересказывал мне все, что говорил им тренер, и в конце концов тот не выдержал:
– Простите, сэр, из какой вы команды? – обратился он к отцу.
– Маунт-Уотерман, – ответил он. – Наш тренер не смог приехать, и мы надеялись поднабраться кое-каких советов.
– Родители этих ребят платят большие деньги за тренировки. Мне кажется, это нечестно – то, что вы слушаете мои указания бесплатно.
Челюсть отца напряглась, но он тут же улыбнулся.
– Я заплачу, – предложил он.
– Об этом вам нужно договариваться с президентом команды, – ответил тренер.
– Но вы же тренер! У вас наверняка есть право решать, кто может тренироваться с командой, – возразил отец.
– Нет, сэр.
– Пошли отсюда, – сказал я.
Отец посмотрел на часы.
– Скоро начнется соревнование, – бросил он тренеру.
Тот поднял голову, как будто хотел разглядеть отца получше. А он уже налег на палки, принимая нужную стойку. Ребята из команды Хэвенли-Вэлли остались позади нас. Тренер покачал головой, отвернулся и заговорил со своими подопечными.
Отец велел мне во все уши прислушиваться к инсайдерской информации тренера. Я ехал, низко наклонив голову, и только кивнул в ответ.
* * *
Вскоре поднялся ветер и начался сильный снегопад. Когда мы одолели спуск, видимость резко упала. Из громкоговорителей, закрепленных рядом с фонарями для ночного катания, раздался голос:
– В связи с ухудшением видимости соревнование откладывается. Ждите дальнейших объявлений.
– Вот сукин сын! – воскликнул отец.
Я понял, почему он так разозлился: надеялся, что при такой буре у меня будет преимущество.
– Что ж, прокатимся по целине, – решил отец.
* * *
Я повернулся навстречу ветру. Мы проехали на нескольких подъемниках, а потом отец повел меня к деревьям. Пока шли по снегу, он насвистывал и напевал одну тирольскую песенку – я помнил ее по нашим путешествиям на Сан-Антон. Мы покатили по длинному хребту. Снег здесь был вязкий, тяжелый – его называли «цементом Сьерры», потому что снежная морось, выпадавшая над горами, была слишком влажной. Через каждые несколько поворотов отец издавал радостный клич и начинал петь, словно бы мы ехали по невесомой целине Альты.
Вслед за ним я съехал по долине, и снег был просто отвратительный. Когда мы добрались до трассы, ведущей обратно, я уже совсем выбился из сил.
– Еще разок, – сказал отец, пока мы съезжали по трассе.
– Ни за что! – запротестовал я.
– Почему это?
– Другие ребята не шатаются не пойми где в поисках целины, – ответил я. – Мы можем пропустить соревнование.
– Оллестад, мы успеем и то и другое, – был ответ.
Он широко раскинул руки, словно предлагая мне и долину, и лес, а может быть, и весь мир.
* * *
Снег валил вовсю, и вечернее освещение наконец-таки заработало на полную мощность, а разработчик трассы объявил, что в связи с погодными условиями ворота будут расширены. Отец застонал. Из всех тренеров и родителей он один не обрадовался такому решению. Мои шансы на победу улетучивались.
Подойдя к тенту, протянутому на месте старта, я услышал имя Ланса МакКлауда. Я проталкивался сквозь толпу, пока наконец не увидел его. Это был невысокий мальчик, вроде меня, в стильном костюмчике лыжной команды. Он что-то говорил, а все участники команды внимательно слушали его. Тренер затачивал канты и натирал лыжи воском, а сам он, расслабленный и спокойный, разминался и шутил с друзьями. Отец опустился на колени рядом со мной, и мы вместе осмотрели ворота. Затем он тщательно оглядел мои лыжи, будто собирался их отрегулировать, но у нас собой не было ни воска, ни напильника.
Ланс стартовал вторым, и никто из участников даже не приблизился к его результату. Наконец объявили мой номер, и я нервно заковылял на палках к стартовым воротам. Стартер провел обратный отсчет: «Пять, четыре, три, два, один, старт!» Я оттолкнулся от стартовой площадки и пересек ворота. На первом повороте инстинктивно сделал упор на обе лыжи – в целинном стиле. В канаве было полно снега, и я почувствовал, как лыжи сами выносят меня в следующий поворот. Я скользил по мягкому дну канавы, словно по целинным сугробам. Я вовсе не планировал ничего такого, и теперь недоумевал, что же творю… Но кантики лыж ни за что не задевали, и я с легкостью вписывался в один поворот за другим.
