– Вы у нас впервые. Добро пожаловать. Должна предупредить, у нас не всегда так весело, но за сегодняшнее развлечение дополнительной оплаты не берем, все за счет заведения. Надеюсь, господа, темный сидр придется вам по вкусу. Я почти уверена, что вы будете им довольны.
Я поставила кружки на стол. Оба клиента не сводили с меня глаз, не произнося ни слова.
– Уверяю вас, на самом деле я еще ни разу никого не короновала кружкой. Пока.
Торговец пушниной прищурился.
– Это успокаивает, – он схватил кружку, поднес к губам и отхлебнул, не отрывая от меня взгляда. Меня снова обдало жаром. Наконец, он отнял кружку от рта и улыбнулся – очень приятной, удовлетворенной улыбкой, от которой мне сразу стало легче.
– Прекрасный сидр, – сказал он.
– Уж не айслендский ли акцент слышу я? Vosê zsa tevou de mito loje?
Светловолосый с такой силой стукнул кружкой, что немного сидра выплеснулось на стол.
– Нет, – ответил он решительно.
«Нет», но на какой вопрос? Это не его акцент или он не приехал издалека? Однако ему, кажется, не понравились мои расспросы, так что я не стала продолжать.
Я повернулась к «рыбаку», который пока не проронил ни словечка. Его лицо можно было бы назвать славным и даже открытым, если бы не приклеенная к губам кривая усмешка вместо искренней улыбки. Этот тип продолжал пристально меня разглядывать. Я ощетинилась. Если ему не понравилось, как я обошлась с гвардейцем, его дело. Лебезить перед ним я не намерена. Он должен подать голос первым – хотя бы поблагодарить за сидр.
Тот медленно подался вперед.
– Как ты узнала?
Этот голос хлестнул меня, как розга по спине, выбил воздух из легких. Я молча смотрела на него, пытаясь собраться с мыслями. Звук продолжал звенеть у меня в ушах. Определенно знакомый, но в то же время чужой. Я знала, что никогда прежде не слышала этот голос. Но я его слышала.
– Узнала? – беззвучно переспросила я.
– Что нам понравится сидр?
Я сделала отчаянную попытку скрыть замешательство бойким ответом.
– Это все Гвинет. Другая служанка. Это ее хобби. И чаще всего она оказывается права. Гвинет ловко угадывает не только напитки, но и ремесла. Она считает, что вы рыбак, а ваш друг торгует.
Голос не слушался меня, слова вылетали сами собой. Я прикусила губу, приказывая себе замолчать. Гвардейцы ведь не превратили меня в глупую пустомелю. Каким же образом этим двоим удалось такое со мной проделать?
– Благодарю вас за сидр, мисс…? – торговец помедлил.
– Я отзываюсь на Лию, – ответила я. – А вас как величать?
После легкого колебания он все же ответил:
– Каден.
Я повернулась к «рыбаку», ожидая, что и он представится. Вместо этого он покатал мое имя на языке, как кукурузное зерно, застрявшее в зубах. «Лия. Хм». И задумчиво поскреб недельную щетину на щеке.
– Каден и…? – я улыбнулась, стиснув зубы. Буду любезна во что бы то ни стало. Хватит на сегодня сцен, особенно на глазах у Берди.
Холодный взгляд «рыбака» встретился с моим, он вызывающе выпятил подбородок. Потом улыбнулся, и от уголков глаз разбежались мелкие морщинки.
– Рейф, – назвался он.
Я постаралась не подать виду, что внутри у меня все горело, будто жгло раскаленными углями. Может, его лицо даже с улыбкой не стало добрым и открытым, но оно поразило меня. Я почувствовала, как румянец заливает мне лицо, и только молилась, чтобы в тусклом свете этого никто не заметил. Имя было необычным для этих краев, но мне понравилась простота его звучания.
– Чем же прикажете угостить вас, Каден и Рейф? – я начала было перечислять кушанья, которые сегодня наготовила Берди, но их обоих вдруг заинтересовала девушка, за которую я вступилась.
– Она выглядит слишком молоденькой, чтобы прислуживать здесь, – заметил Каден.
– Ей семнадцать, как и мне. Хотя в каком-то смысле она действительно более наивна.
– О? – только и спросил Рейф, но краткий вопрос прозвучал двусмысленно.
– У Паулины нежное сердце, – пояснила я. – А я научилась давать отпор невежам, а также отвечать на бестактные вопросы.
Он усмехнулся.
– Да, я вижу.
Это было сказано довольно язвительно, но почему-то его ухмылка меня обезоружила, так что я забыла ответ, уже вертевшийся на языке. Я отвернулась к Кадену, который, к большому моему облегчению, был словно погружен в свои мысли и рассматривал не меня, а собственную кружку.
– Рекомендую вам взять похлебку, – предложила я. – Здесь это блюдо нравится всем.
Каден поднял глаза и улыбнулся приветливей.
– Если так, пусть будет похлебка, Лия.
– А я предпочту оленину, – сказал Рейф. Не удивительно. Что ж, отрежу ему ломоть пожестче. Пусть жует, может, хоть тогда самодовольная усмешка сойдет с его лица.
Гвинет неожиданно выросла рядом со мной.
– Ты нужна Берди на кухне. Прямо сейчас. Я сама подам этим господам.
Было яснее ясного, что моя помощь на кухне нужна Берди меньше всего – но я только кивнула и оставила Кадена и Рейфа заботам Гвинет.
После приглушенной, но яростной лекции Берди о том, почему нельзя указывать представителям власти на их недостатки, меня продержали на кухне до закрытия таверны. Я осмелилась было возражать, упирая на справедливость и благородство, но доводы Берди были куда более практическими и касались таких жизненно важных вещей, как выживание. Она всеми силами избегала слова «принцесса», так как поблизости крутился Энцо, но смысл ее намеков был ясен: положение, которое сейчас я занимаю, немногим выше коровьей лепешки, так что для всех будет лучше, если я поскорее научусь сдерживать свой высокомерный и острый язычок.
До конца вечера Берди сама разносила еду, изредка забегая на кухню, чтобы передать мне заказы или приправить свежую порцию похлебки, но главное – следила, чтобы каждый из солдат получил щедрую добавку за счет заведения. Этот компромисс так мне претил, что я вымещала свой гнев на луке, который шинковала.
Когда третья луковица была измельчена в кашицу, а мой пыл несколько поугас, мысли вернулись к Рейфу и Кадену. Никогда я не узнаю, был ли один из них рыбаком, а второй – торговцем пушным товаром. Сейчас они уже, должно быть, далеко отсюда, и я в жизни их больше не увижу. Я думала о Гвинет, которая напропалую заигрывает со своими клиентами, ловко управляя ими по своему желанию. Интересно, и с этими двумя у нее тоже получилось?
Я схватила из корзины узловатый рыжий клубень и швырнула на колоду для рубки мяса. Он был превращен в кашу еще быстрее, чем луковицы, не считая разве что нескольких ломтиков, отлетевших на пол.
Глава десятая
Ближе к ночи, когда Паулина уже вернулась в наш домик, а Энцо и Гвинет отправились спать, я устало домывала последний котел из-под похлебки. Кое-какие особенно упрямые кусочки никак не хотели отскребаться от днища.
