– Я вижу в них лишь напоминание о том, что ничто не вечно, даже величие.
– Кое-что длится вечно.
Я посмотрела на Рейфа.
– Правда? И что же, например?
– То, что имеет значение.
Меня удивили и сами слова, и то, как они были сказаны. Ответ казался необычно простым, незамысловатым, наивным даже, но голос Рейфа звучал искренне. Меньше всего я ожидала услышать нечто подобное от такого сурового и мрачного человека, как он. Я могла бы с легкостью опровергнуть его слова. То, что имело значение для меня, оказалось не вечным. Я все бы отдала, чтобы братья оказались здесь со мной, в Терравине, или чтобы еще хоть раз увидеть любовь на лицах моих родителей. И то, что имело огромное значение для родителей, тоже оказалось не вечным – например, традиция Первой дочери. Я обманула их надежды.
На слова Рейфа я лишь неопределенно пожала плечами. Он нахмурил брови.
– Ты отвергаешь все, что было прежде? Все вековые традиции?
– По большей части. Вот почему я приехала в Терравин. Здесь все по-другому.
Склонив голову набок, он подошел ближе. Я стояла слишком близко к краю утеса и не могла отступить. Оказавшись на расстоянии нескольких дюймов, он дотронулся до моего плеча. Меня охватило жаром.
– А что же это такое? – спросил Рейф. – Похоже на следование традиции. Разве это не память о важном событии?
Я посмотрела туда, где его рука коснулась моей кожи. Сорочка сползла с плеча, приоткрыв часть свадебной кавы – львиные когти и виноградные лозы Морригана. Как они это сделали, почему я не могу избавиться от этого зверя? Окаянные мастера!
Я натянула сорочку, закрывая рисунок.
– Ужасная ошибка. Вот что это такое. Мало чем отличается от татуировок дикарей-варваров.
Проклятая кава приводила меня в бешенство тем, что никак не хотела оставить меня в покое. Я попыталась прошмыгнуть мимо Рейфа, но сильный рывок остановил меня и развернул, так что я оказалась с ним лицом к лицу. Его пальцы сомкнулись замком вокруг моего запястья. Мы оба не произнесли ни слова. Он не сводил с меня глаз, на скулах ходили желваки, будто он удерживался, чтобы не заговорить.
– Скажи, что хотел, – первой нарушила я молчание.
Он ослабил хватку.
– Я уже говорил тебе. Ходи осторожнее.
Я ждала, думая, что он скажет что-то еще, сделает что-то еще. Я хотела чего-то большего. Но он не пошевелился.
– И это все? – спросила я.
Раздувая ноздри, он глубоко вздохнул и снова выдохнул.
– Да, это все, – с этими словами он повернулся и стал спускаться назад к каньону.
Глава шестнадцатая
Жестоким будет его укус,
но обманчивыми речи,
Обольстительно его дыхание,
но мертва его хватка.
Дракон знает лишь голод
и не может насытиться,
Знает лишь жажду, и неутолима она.
– Песнь Венды
Жду тебя в развалинах храма к востоку от постоялого двора.
Приходи одна.
Я повертела в руках обрывок бумаги. Почерк почти не разобрать, писали явно в спешке. И какому безумцу пришло в голову, что, найдя эту торопливо нацарапанную записку у себя в шкафу, я отправлюсь в лес на встречу с ним, да еще одна?
Когда, вернувшись, я нашла дверь нашего домика приоткрытой, то сразу поняла: что-то стряслось. Паулина отличалась аккуратностью в подобных вещах и не позволила бы себе такой небрежности. Настороженно я ногой распахнула дверь до конца и, удостоверившись, что внутри пусто, осмотрела комнату. Ничего не пропало, хотя камни от королевской накидки лежали, можно сказать, на виду, в кармане седельного вьюка. Значит, к нам пожаловал не воришка. Дверь платяного шкафа тоже была закрыта неплотно, внутри я обнаружила эту записку, надетую на крючок так, чтобы сразу бросилась в глаза.
Слова «Приходи одна» вселяли в меня особенный страх.
Я еще раз осмотрела записку и вздохнула. Имени на ней нет. Может, это вообще не мне. Возможно, это письмо Паулине. Что если Микаэль прибыл, наконец! Вот Паулина обрадуется…
Я подбежала к двери, выглянула наружу. Но почему записка? Почему ему просто не пойти в таверну и не заключить ее в объятия? Разве что у него есть причины скрываться. Я потрясла головой, пытаясь решить, что мне делать. Нет, я не могу показать записку Паулине. Вдруг она не от Микаэля?
А если все же от него, а я скрою письмо? Особенно сейчас, когда знаю, что …
Я открыла шкаф, надела черный плащ Паулины. Уже начинало смеркаться. Черная ткань укроет меня в лесу. Я надеялась, что путь до развалин не слишком далек и найти их будет несложно. Вынув кинжал из ножен, я сжала его в руке под плащом – на тот случай, если записку все же оставил не Микаэль.
Я шла точно на восток, насколько позволяла местность. Деревья росли все чаще, и, чем меньше света просачивалось сквозь кроны, тем более густой мох рос на северной стороне стволов. В лесу было совершенно тихо – ни цоканья белок, ни щебета птиц, будто кто-то здесь недавно прошел.
Оглянувшись, я увидела, что Терравин окончательно скрылся из виду. Я думала о Древних, о том, в каких неожиданных местах располагаются подчас их руины. Мы с братьями называли все руины храмами или монументами, потому что понятия не имели, каким было их назначение в действительности. Немногие сохранившиеся надписи были на древних языках, и по большей части вид развалин наводил на мысли о былом величии и мощи – подобно тем исполинским куполам, которыми сегодня любовались мы с Рейфом.
Что-то из сказанного мною в тот момент его взволновало. Что именно? Может, слова о неприятии традиций? Или уподобление мастеров дикарям, варварам? Что если его отец был таким мастером? Или, того хуже, варваром? Эту возможность я сразу отбросила, потому что Рейф, когда хотел, мог быть любезен, даже изыскан, его отличало также сдержанное достоинство, как если бы он нес на плечах какое-то бремя. То, что имеет значение. Ему свойственна также и нежность, как ни старается он это скрыть. Что заставило его проявить слабость и поделиться этим со мной?
Я замедлила шаг. Прямо передо мной высилась поросшая мхом стена. Ползучие растения сглаживали острые зубцы по ее верху. Из трещин прорастали папоротники, так что понять, что перед мной творение человеческих рук, было почти невозможно. Я обошла вокруг, пытаясь рассмотреть хоть какие-то цвета, кроме зелени листвы, обнаружить человеческое присутствие.
До меня донесся легкий скрежет, потом дуновение теплого воздуха. Лошадь. Где-то за стеной неведомый автор записки прятал своего коня. Это означало, что и сам он недалеко. Я откинула полы плаща, высвобождая руку с кинжалом, и поудобнее перехватила рукоять.
