– Ты ведь позаботишься о Паулине, правда?
– Конечно, – шепнула она.
– Поменьше болтай, не распускай язык, ясно тебе? – проворчала Берди. – По крайней мере, в дороге. А уж дома-то все им расскажи, выложи, как есть.
Возможно, мне не дадут возможности хоть что-то рассказать. Ведь я по-прежнему беглянка. Изменница. Но, с другой стороны, даже министры отца не будут отрицать, что для государства полезнее не наказывать меня за проступок, а сделать еще одну попытку вернуть доброе расположение Дальбрека.
Я улыбнулась.
– Выложу все, как есть, обещаю.
Взвесив на руке мешок с едой, я задумалась, как же навьючить все это на бедного Отто.
– Готова?
Я оглянулась.
Паулина, в одежде для верховой езды, вела под уздцы Нове и Дьечи.
– Нет, – я замахала руками. – Ты со мной не поедешь.
– Ты приказываешь как принцесса? Неужели замашки Ее королевского высочества вернулись так быстро? Как ты можешь мне запретить? Голову мне отрубишь, если я поеду следом?
Я подозрительно посмотрела на припасы, заготовленные на двоих, а потом на Берди и Гвинет. Они смущенно улыбались.
Я только пожала плечами. Мне нечего было возразить Паулине.
– Что ж, поехали.
* * *
Мы покидали Терравин так же, как приехали, в старой одежде, с тремя осликами, которые несли всю поклажу. Но не все осталось таким, как прежде. Другими стали мы сами.
Терравин остался позади – по-прежнему прекрасный, как жемчужина. Не идеальный. Не беззаботный. Но настоящее совершенство для меня. Совершенство для нас. На вершине холма я придержала Отто и оглянулась. Меж деревьями все еще можно было разглядеть залив. Терравин. Теперь я лучше понимала, зачем нужны монументы. Одни из них созданы из камня и политы потом. Материалом для других послужили сны и мечты, но все они нужны, чтобы помнить о том, что мы не хотим забыть.
– Лия? – позвала Паулина, которая на Нове уехала довольно далеко вперед.
Я толкнула Отто, и он бодро потрусил вдогонку. Надо было двигаться вперед, к новой надежде. К надежде, сотканной из плоти, крови и клятвы. К альянсу. И если этот союз поможет ускорить месть, которой горели глаза Вальтера, тем лучше.
– Как ты себя чувствуешь? – окликнула я Паулину.
Обернувшись, она для пущей убедительности сделала большие глаза.
– Лия, со мной все прекрасно. Если уж я сломя голову доскакала сюда на лошади, то ползти обратно на Нове с черепашьей скоростью мне определенно под силу. Самая большая трудность, пожалуй, это мои бриджи – немного туговато сидят.
И она оттянула поясок на талии.
– Мы позаботимся об этом в Луизвеке, – пообещала я.
– Может, снова заглянем к тем симпатичным лавочникам? – игриво спросила Паулина.
Я улыбнулась. Как трогательно она пытается поднять мне настроение.
На дороге было довольно людно. Перед нами постоянно кто-нибудь мелькал. Трижды нас обгоняли небольшие военные отряды по дюжине солдат или около того. Часто встречались путники, разъезжавшиеся по домам после праздника, группами или поодиночке. Что ж, ехать в окружении людей было намного спокойнее. Предупреждение Гвинет о наемном убийце тревожило меня сильнее прежнего, хотя и утешало то, что узнать меня было невозможно. Проведя столько времени на солнце, почти не вынимая рук из лохани с мыльной водой, я больше всего была похожа на обычную деревенскую девушку. Тем более, когда ехала на неказистом лохматом осле. И все же я неплотно зашнуровала корсаж, чтобы в случае чего проще было выхватить кинжал.
Где теперь находился отряд Вальтера, который он отправился догонять, я не знала. Можно было только надеяться, что они еще в Сивике, а не уехали на какую-то дальнюю заставу. Тогда, вместе с Брином и Реганом, мы попытались бы привести брата в чувство – только бы успеть вовремя. В таком состоянии Вальтеру нельзя никуда ехать. Я тоже хотела, чтобы за смертью Греты последовало возмездие, но не ценой его жизни. Конечно, никакой уверенности, что мне будет позволено разговаривать с ним и остальными, у меня не было. Как не было уверенности и в том, что Вальтер дожидается меня в Сивике.
До цистерны оставалось около часу езды. Я припомнила, как увидела ее в первый раз – тогда она напомнила мне корону на вершине холма. Она была для меня знаком начала новой жизни, а теперь означала конец – последнюю встречу с Рейфом.
Я старалась не думать о нем, потому что тогда решимость и мужество меня покидали – но изгнать его из своих мыслей оказалось невозможно. Я должна рассказать ему всю правду о себе – о том, из-за чего мне приходится прощаться с Терравином и с ним. Он имеет право знать. Не исключено, что он и сам о чем-то догадывается. Возможно, поэтому он и не пытался меня отговаривать. Мне понятно, что такое долг. Ох, лучше бы не было понятно.
– Хочешь пить? – Паулина протягивала мне фляжку. От жары она раскраснелась. Здесь очень не хватало прохладного ветра с залива.
Взяв фляжку, я сделала большой глоток и смочила себе рубашку. Солнце поднялось еще совсем невысоко, но здесь, на верхней дороге, уже было настоящее пекло. Одежда на нас промокла от пота, но хоть как-то защищала от палящих лучей. Опустив глаза и увидев дыры на своих бриджах, сквозь которые просвечивали колени, я так и покатилась со смеху и долго не могла остановиться. На глазах у меня выступили слезы.
Паулина непонимающе смотрела на меня, пока я, наконец, не выдавила: «Только посмотри на нас! Ты представляешь себе, как мы явимся?…»
Поняв меня с полуслова, Паулина фыркнула и тоже расхохоталась.
– Ради одного этого стоит вернуться, – простонала она, – чтобы увидеть, как у всех глаза полезут на лоб.
Да, глаза определенно вылезут. Особенно у лорда-канцлера и книжника.
Мало-помалу мы успокоились, смех утих, и на миг мне показалось, что весь мир вокруг нас замер, погрузившись в молчание.
Слушай.
Я заметила, что дорога опустела, ни души не было впереди, а обернувшись назад, я увидела, что никого нет и сзади. Правда, обзор на этом участке был небольшим. Мы находились в седловине между холмами. Не этим ли объясняется и мертвая тишина, вдруг окружившая нас?
Я прислушалась, но услышала только цокот ослиных копыт. Звяканье подков. Тишина.
– Погоди, – я махнула рукой Паулине и шепотом повторила, – погоди.
Я сидела, склонив голову набок, в ушах стучала кровь. Слушай. Паулина застыла, не проронив ни слова, ожидая, что я что-то скажу, объясню. Дьечи, который плелся за нами, потянул за повод, и я очнулась. «Нет, ничего. Показалось, кажется…»
И вдруг я увидела.
Лошадь стояла в тенистых зарослях падуба, всего в каких-то двадцати шагах от дороги. Я затаила дыхание. Солнце слепило мне глаза, и поэтому я узнала всадника, только когда он выехал из тени. У меня вырвался вздох облегчения.
