– Кони у них не крылатые, мой принц, а обыкновенные. Они встретят нас дальше на дороге, когда мы подъедем – если подъедем. Послания тоже невозможно передать мгновенно, даже самые срочные.
Я думал, у меня будет больше времени. Больше времени на то, чтобы сообщить Лии новости и уговорить ее, больше времени для прибытия сопровождающих. Я собирался увезти ее в Дальбрек, где она была бы в безопасности, там ей не угрожали бы ни охотники за выкупом, ни злодей-отец. Но я понимал: убедить ее уехать из Терравина будет непросто. Правильнее сказать, невозможно. А уехать без нее было невозможно для меня. И вдруг в последний день все мои планы пошли прахом. Лия заговорила о возвращении в Сивику – туда, где ей никак нельзя было появляться. Я был намерен поговорить с ней, убедить не делать этого – а если бы это мне не удалось, обеспечить ее надежной охраной на всем пути вплоть до ворот Сивики.
Разумеется, мне и самому могла потребоваться защита от Лии, после того, как я открою ей правду о себе. Я вводил ее в заблуждение. Лгал ей. Обманывал. А подобные вещи она считала непростительными. Она собиралась восстановить альянс, но я знал, речь шла не о браке со мной. Она уезжала, чтобы выйти замуж за человека, к которому не питала ни капли уважения. И этим человеком все еще оставался я. Я не мог изменить того, что уже было сделано. Я позволил отцу добывать мне невесту. Папочке. Какая горечь, какое презрение слышались в ее голосе – я не мог этого забыть, а когда вспоминал, у меня возникал ком в желудке.
– Я провалил дело, Свен.
Он покачал головой.
– Нет. Не ты, парень. Здесь постарались оба королевства. Любовь – тонкая штука, и в дела юных сердец лучше не вмешиваться. Любовь не подчиняется законам и правилам. Вот потому-то мне больше по душе военное дело. В нем хотя бы все понятно.
Но правила были. Во всяком случае, так полагала Лия, а я своим обманом нарушил главное.
Если человеку нельзя верить в любви, ему нельзя верить ни в чем. Подобное нельзя простить.
Я мог бы возразить на это, что Лия тоже живет во лжи, но и сам понимал – это разные вещи. Сейчас она и в самом деле была служанкой в таверне. Она не хотела большего. Она пыталась начать новую жизнь. Я же воспользовался фальшивой личиной лишь на время, чтобы получить то, что нужно. Только я не знал тогда главного: что нужна мне будет только она, Лия.
Из-за холма появился еще какой-то человек. И снова, это была не она.
– Может, пора уже нам ехать? – предложил Свен. – Она, должно быть, уже на полпути к Сивике и, судя по всему, прекрасно может сама о себе позаботиться.
Я отрицательно качнул головой. Что-то случилось. Она должна была прийти сюда.
– Еду в Терравин, искать ее. Если не вернусь к закату, подъезжай туда с остальными.
И, пришпорив коня, поскакал в сторону дороги.
Глава сорок пятая
Мы ехали по выжженной бесплодной земле. За все время мне еще дважды завязывали глаза. Каждый раз, как с головы стягивали колпак, мне казалось, что открылся новый мир. Тот, куда мы попали сейчас, был безрадостным, пустынным и жестоким. Жара была такой изнуряющей, что мои похитители впервые за все время сбавили скорость и начали перебрасываться словами. Говорили они только на собственном языке.
Давно уже миновал тот час, когда я должна была встретиться с Рейфом.
Я так много хотела ему сказать. Должна была сказать – но он никогда не узнает об этом. Он, наверное, уже скачет к своему дому, думая, что я нарушила данное ему обещание встретиться.
Я всмотрелась в невысокие туманные горы на горизонте, посмотрела назад – но и там была такая же картина. Долго ли еще Паулине ехать до Терравина?
Каден заметил, что я рассматриваю окрестности.
– Ты все время молчишь, – заметил он.
– Неужели? Прости меня. И о чем ты предлагаешь побеседовать? О погоде?
Он не отозвался. Я и не ждала ответа, но смерила его долгим тяжелым взглядом. Каден почувствовал этот испепеляющий взгляд на себе, я была в этом уверена, хотя его глаза были устремлены вперед.
– Хочешь воды? – спросил он, не глядя на меня.
Я умирала от жажды, но ни за что не приняла бы воды от этого человека. По другую сторону от меня ехал Эбен, и я обратилась к нему.
– Мальчик, не мог бы ты вернуть мне мою фляжку?
Фляжку у меня отняли, потому что в последний раз, когда мне развязали руки и сняли с головы колпак, я запустила ею в голову Кадена. Эбен вопросительно посмотрел на Кадена, ожидая решения. Тот кивнул.
Я сделала жадный глоток, еще один. Хотела смочить рубашку, но побоялась тратить воду в этом пекле.
– Мы все еще в Морригане? – спросила я.
Каден хмыкнул.
– Так ты не знаешь границ собственной страны? Как это по-королевски.
Я взорвалась, отбросив всякую осторожность. Хуже времени для побега было не придумать, но я с силой вонзила шпоры в бока лошади, и она полетела, стелясь над плотно утрамбованным песком. Перестук копыт, ритмичный и частый, зазвучал в пустыне, как дробь сотни барабанов, сливающаяся в один долгий удар.
Скрыться я не могла – некуда было бежать в этой исполинской пустой чаше. Если бы я продолжала гнать лошадь вперед, это убило бы ее. Я отпустила поводья, позволив ей сбавить шаг и отдышаться. Потом ласково потрепала гриву и, не жалея драгоценной влаги, полила лошадиную морду водой, чтобы помочь ей хоть немного остыть.
Я оглянулась на похитителей, ожидая погони, но они не бросились за мной вдогонку, а продолжали неторопливо двигаться вперед, сидя в седлах в расслабленных позах. Они не станут рисковать своими скакунами, зная, что я никуда не денусь из этого забытого богами края.
До поры до времени.
Я то и дело повторяла про себя эти слова, как безмолвное заклинание.
Поравнявшись со мной, Каден метнул в мою сторону суровый взгляд, но вслух ничего не сказал.
Дороге не было конца. Солнце теперь светило нам в спину. У меня болела спина. Шею щипало. Одежда натирала кожу. Горели обожженные щеки. Мне казалось, мы проехали многие сотни миль.
Наконец, знойное марево уступило место оранжевым сполохам солнца, садящегося за горизонт.
Впереди перед нами высилось гигантское нагромождение валунов, величиной с небольшой замок. Непонятно было, откуда они взялись посреди безжизненной равнины – не иначе, как упали прямо с неба. До меня донеслись голоса, бандиты что-то оживленно обсуждали, особенно много горланил Гриз. Он был единственным из них, кто не говорил по-морригански. Малик и Финч изъяснялись с сильным акцентом, зато у Эбена речь была почти такой же безупречной, как у Кадена.
Кони, будто почуяв, что в этом месте мы остановимся на ночлег, оживились и перешли на рысь. Когда мы подъехали ближе, я разглядела за одним из валунов крошечный чистый прудик. Место для привала было выбрано не случайно. Они знали эти края не хуже, чем знают пустыню любые стервятники.
