После тех откровений, которыми он с ней поделился за ужином, было бы невежливо ему не отвечать.
— У меня не было выбора — мать отказалась платить, потому что я больше не хотела специализироваться в английской литературе.
— Но почему? Ты же всегда хотела быть писательницей.
— Ну да, — с горечью сказала она. — Я хотела писать сценарии об историях любви, но разве можно писать о том, во что больше не веришь? А что касается сценариев, на моем курсе не было ни одной девушки, которая не мечтала бы о том же самом. И тогда я решила вместо этого заняться бизнесом. Тогда я понятия не имела, какого рода, но я точно знала, что хочу быть сама себе хозяйкой.
— Почему твоя мать была против?
— Единственное, чем она во мне гордилась, — это успехами на литературном поприще. Я с восьми лет выигрывала литературные конкурсы, и она хотела, чтобы я продолжала заниматься именно этим. — Элизабет до сих пор было противно об этом вспоминать.
— А твой отец не мог тебе помочь?
— Нет. Он тогда только-только женился повторно, и ему было не до меня. — Элизабет взглянула на Ксандера в упор. — Так что не у тебя одного равнодушные манипулятивные родители.
— Да уж.
За время разговора они замедлили шаги, и расстояние между ними сократилось. Ксандер случайно коснулся ее рукавом, и тело Элизабет охватил жар.
— Неудивительно, что ты забыла о нашем браке, — произнес Ксандер.
Элизабет отступила в сторону, чтобы отдалиться от него:
— Не могла даже представить, что с этим могут возникнуть проблемы.
Впереди показалась его вилла. Они в молчании прошли мимо ограды, ограничивавшей частную территорию, и зажглись фонари. Элизабет поспешила к двери, но она не знала цифрового кода, так что ей пришлось отступить в сторону. И она оказалась зажатой между перилами и телом Ксандера.
Он смотрел на нее так, словно хотел съесть ее живьем. Затем наклонился и коснулся ее губ. Немного отстранился, чтобы снова взглянуть ей в лицо, а затем притянул ее к себе. Их поцелуй был исполнен такой страсти, что у нее подкосились ноги, и она обвила его руками, чтобы не упасть.
Все было как раньше — его движения, ее реакции… Она чуть не расплакалась, когда он запустил пальцы в ее волосы тем же жестом, что и десять лет назад.
И тут дверь распахнулась.
— Так вот чем ты занимаешься вместо того, чтобы присматривать за ребенком!
В дверях стояла высокая и угрожающая фигура, напомнившая Элизабет Мортицию Адамс
[3], только с обрезанными волосами. Судя по всему, это и была мать Ксандера.
Глава 8
Ксандер обрел самообладание раньше, чем Элизабет. Он прошел мимо своей матери в дом:
— Как ты сюда попала?
— Постучалась. Твой дворецкий открыл дверь и сказал, что тебя нет, и я решила подождать.
Ее английский был безупречен, как и у ее сына. Как, впрочем, и время появления.
Элизабет подобрала с земли шаль, выпрямилась, несмотря на эффект от поцелуя, и проследовала за ними внутрь. Она не знала, что пугает ее больше: то, что она с такой легкостью снова упала в объятия Ксандера, или то, что первая встреча с его матерью состоялась именно так. Однако Элизабет была ей неимоверно благодарна, потому что кто знает, куда это все могло зайти, если бы она не вмешалась.
Худая и прямая, как карандаш, с короткими черными волосами, в брючном костюме и с множеством золотых браслетов на запястьях, Мирела Тракас напоминала владелицу похоронного бюро.
— Если бы ты заранее позвонила, я бы сказал, что не стоит беспокоиться, — сказал Ксандер.
— Вот поэтому я и не позвонила. Я буду джин с тоником.
С мрачной ухмылкой он прошел к бару:
— Я думал, ты в Милане. Я правильно понимаю, что ты приехала из-за Элизабет?
— Вот, значит, как ее зовут.
— Ты и сама это прекрасно знаешь. Элизабет, познакомься: это моя мать. Мама, это Элизабет, твоя невестка.
Он подал приготовленный напиток матери, а себе налил виски и залпом выпил. Элизабет, ощущая необходимость как-то восстановить самообладание, сделала то же самое. О господи! Она чуть не закашлялась: напиток оказался гораздо более крепким, чем она ожидала. Мирела заметила ее страдания и ехидно улыбнулась:
— Было бы приятно узнать об этом от собственного сына, а не из третьих рук. Мне оборвали телефон. Даже монахини во Внешней Монголии в курсе, а ты не нашел возможности мне сказать. — Выражение злобы на ее лице в точности отражало мимику ее сына. — Ты надеешься получить опекунство над Лукасом, а сам оставляешь его с посторонними, пока ходишь по ресторанам со своей фальшивой женой.
— Лукас с людьми, которых он знает всю жизнь и которые его любят. Вспомни, как вы оставляли нас с Янисом одних по целым неделям, даже не потрудившись сообщить нам, куда девались.
— Мы должны были отчитываться перед детьми? Кроме того, когда управляешь бизнес-империей, это порой влечет за собой неожиданные поездки.
— Эта бизнес-империя стала еще больше с тех пор, как я ею управляю. И тем не менее я каждое утро завтракаю с Лукасом за одним столом. Так что допивай и убирайся — тебе никогда не получить опекунство, ты не способна и пальцем шевельнуть, чтобы о ком-то позаботиться.
Мирела надула губы, как ребенок. Элизабет рассмеялась бы, если бы не была шокирована.
— Ты даже не дашь мне пообщаться с невесткой? — Мирела впервые повернулась к Элизабет. — Ты ведь еще не беременна, дорогая?
— Пока нет, — ответила Элизабет самым светским тоном. — Если это произойдет, вы узнаете об этом первой. — Она протянула руку для рукопожатия. — Рада познакомиться… следует ли мне теперь называть вас мамой?
К удивлению Элизабет, Мирела пожала протянутую руку, но не выпустила ее сразу:
— Я знаю хороший маникюрный салон в Афинах, надо будет записать тебе телефончик. И еще неплохо бы свести твои рубцы от угрей.
Если бы у Элизабет они действительно были, она, возможно, была бы задета. Но поскольку все это не имело ни малейшего отношения к реальности, она просто рассмеялась:
— Теперь я понимаю, почему Ксандер не хочет подпускать вас к мальчику.
— А я понимаю, почему мой сын скрывал тебя десять лет! — Она собиралась еще что-то сказать, но Ксандер взял ее под руку:
— Уходи. И я надеюсь, что ты не будешь возвращаться, пока не научишься манерам.
— Увидимся утром на совещании, милый. Надеюсь, ты не забыл, что отец по-прежнему в Мюнхене. А с тобой, — она посмотрела на Элизабет, — мы увидимся в суде! Всего доброго.
