Выскочил злой Фомич, тут же спросил у нас, где здесь туалет, – и большими скачками побежал «попудрить носик».
– Осторожно… – пискнул вслед Матвейка. – Дядя сказал, что туалет на ремонте…
Я рассмеялся, а Тоска закрыла глаза руками.
Вопль не заставил себя долго ждать.
Это был мощный, прочувственный, безграничный вопль. В моей голове быстренько всплыли все вопли, какие только удалось слышать на жизненном пути. И я с удовольствием отметил, что этот вопль был, пожалуй, лучшим в моей коллекции.
– У парня талант, – сказал я Тоске. – Жаль, видеокамеру не захватили. Получился бы изумительный фильм. Я бы назвал его просто, но одновременно со вкусом – «Навоз».
– Он бы потом продал свою квартиру и заказал нас наёмным убийцам, – возразила Тоска.
Доля истины в этом была.
– Что будем делать? – спросил я.
– Если орёт, значит, сам выбраться не может, – предположила Тоска. – Выходит, его надо вынимать.
Мне совершенно не хотелось идти куда-то и вытаскивать из разрушенного сортира это дурацкое «золотое перо» российской журналистики.
– Мне кажется, – усмехнулся я, – наше приключение приобретает несколько сантехнический характер.
– Знаешь, – Тоска подбоченилась, – кто-то мне рассказывал, не исключено, что даже ты, а может, я и сама где читала одну интересную историю. Про святых старцев. Так вот, святые старцы, для того чтобы отсекать гордыню, каждый год отправлялись чистить выгребные ямы. Причём совершенно бесплатно. И теперь, мой добрый друг Куропяткин, пришла пора тебе немножко обуздать свою непомерную гордыню. Это перст судьбы.
– Я думаю, – ответил я, – что не одному мне стоит немножко поработать над своей гордыней. Тебе, старушка, это тоже не помешает. Может, даже больше, чем мне.
– Знаешь, – Тоска поморщилась. – Я, это… пожалуй, лучше не пойду. Я всё-таки…
– Почему не пойдёшь? – переспросил я. – Наверняка это очень готическое зрелище…
– Нет, – отрезала Тоска. – Мы лучше с Матвейкой пойдём на кухню. Я ему бутерброд сделаю.
– Там нет ничего, этот придурок же всё обыскал…
Но она не захотела меня услышать.
– Запомни, Тоска, – крикнул я ей вслед. – Принимаю жертву исключительно ради тебя. Ради нашего агентства «КиТ», ради нашей великой любви…
Тоска и Матвейка удалились на кухню, а я собрал в кулак душевные силы и отправился выручать Фомича.
Туалет располагался в отдельной каменной пристройке, в которой раньше помещалась то ли конюшня, то ли баня. Современная туалетная техника обошла туалет в доме гробовщика стороной. Хотя идея реконструкции гробовщику в голову, видимо, приходила – коридор был заставлен строительными материалами, сантехникой, пластиковыми трубами и прочим. Я прихватил с собой трубу потолще – надо же было как-то вытаскивать попавшего в неприятности Фомича.
Туалет меня удивил. В большом пустом помещении, в котором легко поместился бы даже, пожалуй, комбайн – не кухонный, а зерновой, – прямо посередине торчала типичная деревенская будка. Из посеревших от времени досок. Справа «М», слева «Ж». Запах соответствующий. Гробовщик явно заботился о тех, кто посещал его дом. То есть о заказчиках.
Из будки раздавались проклятия и стоны.
– Журналистами пахнет, – сказал я. – И так насыщенно…
– Куропяткин, это ты? – захныкал из туалета Фомич.
– Я, – ответил я.
– Вытащи меня, а?
– А ты где?
Должен же я был себя немножечко потешить?
– Я тут, – ответил Фомич.
– Где?
– Тут, – повторил Фомич.
– Конкретизируй, – сказал я.
– Ну, здесь.
– Я что-то не вижу, – продолжал я разыгрывать дурачка. – Тут слабое освещение… и так неприятно пахнет.
Фомич не ответил. Но я услышал мерзкие бульканья и шлёпанья.
– Я в сортире! – заорал Фомич. – В сортире! В сортире!! В сортире!!!
– А что ты там делаешь?
– Сижу!!! Я провалился!!!
– В «М» или «Ж»?
Фомич завыл.
– Можешь не отвечать, – сказал я. – Сейчас я сам тебя найду.
Я с опасением подошёл к кабинкам и открыл их по очереди. Фомич оказался всё-таки в «М». Старые гнилые доски подломились, и Фомич провалился в яму. Описывать то, что я увидел, мне совершенно не хочется, я и тогда-то смотрел на застрявшего Фомича одним глазом. Чтобы потом спать спокойно.
– Если ты засмеёшься, я перебью всех твоих родственников до седьмого колена, – пообещал Фомич.
– Мы не договоримся, – я захлопнул дверцу.
– Не уходи, не уходи, я пошутил! – запричитал Фомич.
– С этим не шутят, – я вернулся. – И если хочешь, чтобы я тебе помог, лучше помолчи.
– Хорошо, – булькнул снизу Фомич.
– У меня тут труба есть, я её опущу, а ты возьмись за неё и держи. Понятно?
– Понятно, – ответил Фомич.
Я опустил трубу. Фомич немного повозился, а потом ухватился за эту соломинку.
– Тяни! – крикнул он.
Я потянул. Труба шла тяжело, да и вообще нельзя было сказать, чтобы подобная процедура доставила мне хоть какое-то удовольствие.
Труба ползла вверх. Над краем дыры появилась голова Фомича, похожая на… Короче, она была похожа на то, во что провалился Фомич.
– Добро пожаловать в свет, – сказал я и отпустил трубу.
Не удержался, увы мне. Злопамятен я, злопамятен. И мстителен в придачу.
Фомич завопил почти так же пронзительно, как в первый раз, даже лампа под потолком закачалась. Он обрушился вниз, я успел отскочить, чтобы меня не окатило содержимым ямы.
Какое-то время было тихо, слышалось исключительно бульканье, затем громко чавкнуло – Фомич всплыл на поверхность.
Он издал непонятный звук, потом обругал меня самыми непристойными словами, оскорбляющими как меня лично, так и всё моё семейство, как прошлое, так и будущее.
– Извини, – сказал я. – Не удержал. Бывает.
Фомич булькнул снизу какое-то проклятие. Не особо оригинальное.
Мы повторили процедуру. Во второй раз Фомич оказался предусмотрительнее, ухватился руками за доски и выкарабкался сам.
Я осторожно пятился от него, мало ли что…
Фомич выполз из туалета, как выползает на берег неуклюжее морское чудище. Медленно.
– Ты бы поторапливался, – сказал я. – Совсем ни к чему, чтобы нотариус увидел тебя здесь, да ещё и в таком виде.
Фомич с трудом поднялся на колени.
– Дальше не вставай, – посоветовал я. – Побудь так ещё немного. Не вздумай отряхиваться. Я сейчас.
