Ну и всё в том же духе. Фомич подбивал Тоску слинять на вечеринку, Тоска вяло отнекивалась, Фомич настаивал.
Не люблю таких типов. Таких, кому говорить «нет» надо больше одного раза. Фомич был как раз из этих.
Я попытался сосредоточиться на своих мыслях, но сосредоточиться не получилось. В мыслях моих вертелись гробы. Гробы большие и очень большие, гробы белые, чёрные и красные, с ручками и без ручек, с кистями, с цветами, с окошками. Разные, короче. Гробы подпрыгивали, пританцовывали, а некоторые, в полном соответствии с русским народным фольклором, даже летали.
Я представил, как выглядит стая летящих к югу гробов, и захихикал. Интересно было бы посмотреть. Интересно…
Впрочем, как следует развить эти мысли я так и не смог, помешал Фомич.
Который всё зудел и зудел, без передышки. На меня даже сквозь стенки обрушивались водопады фомичевского хвастовства, в котором захлебнулась бы даже китовая акула. В конце концов мне стало так тоскливо, как может быть только в гробу. Я хотел было даже выбраться и пойти проверить Матвейку. Но тут вспомнил про книжку в кармане. Я подложил под голову рюкзак, вытряхнул из него фонарик, достал книжку и принялся её разглядывать. Что хотел от этой книжки нотариус? Что в ней может быть ценного? Может быть, обложка сделана из какого-нибудь редкого или даже уже не произрастающего в настоящее время дерева?
Я раскрыл книжку, хотя знал, что ничего в ней не написано. Во всяком случае, обычный человек, не обладающий никакими колдовскими данными, не сможет её прочитать и уж тем более воспользоваться. Пролистал несколько страниц, выискивая «белого медведя». «Белый медведь» – это когда пишут пустым стержнем по бумаге. Вроде ничего и не написано, а если взглянуть под нужным углом, всё и видно.
Но книжка не была «белым медведем». Гладкая, чуть пожелтевшая бумага. Я приблизил к странице фонарик. Ничего. Я хотел было уже спрятать книжку обратно в карман, но тут произошло нечто странное. Я даже протёр глаза. Ни с того ни с сего на страницах начал проступать текст.
Незнакомые, непривычные буквы, римские цифры, небольшие рисунки невообразимых существ, схемы, значки. Кроме цифр, я ничего не разобрал и решил уже спрятать книжку обратно, но тут вдруг понял, что вокруг меня тихо.
Совсем тихо. Не слышно ни подпрыгивания гробов, ни бесконечного трёпа Фомича. Тишина.
Я насторожился. Резкая тишина – один из первых признаков приближающихся неприятностей. Тишина всегда наступает перед землетрясениями, самумами, торнадо и цунами. Я не люблю тишину.
– Хорошо бы попасть к мэру, – вдруг мечтательно громко произнёс Фомич. – Выпить томатного сока, съесть устриц…
Гроб начал раскачиваться. Сначала я решил, что это происки Хавчикова – вдруг за день он успел присандалить к гробам ещё какую-нибудь техническую пакость, но потом понял, что это не так. Слишком уж мощно раскачивался гроб.
Тоска завизжала и, видимо, хотела отбросить крышку, но крышка не поддавалась.
– Куропяткин, прекрати свои шуточки и перестань трясти мой гроб, – завопил Фомич. – Вот вылезу – обязательно дам тебе в рожу!
Я хотел ответить, что мы ещё посмотрим, кто кому даст в рожу…
Но ответить не успел. Мой гроб оторвался от пола, резко поднялся в воздух и так же резко ухнул вниз. На мгновение я почувствовал короткое состояние невесомости, потом брякнулся лбом о крышку. Визги и вопли моих соседей усилились. Значит, с ними происходило то же, что и со мной.
Или нотариус придумал аттракцион помощнее, или… или это…
Гроб завис.
Какое-то мгновение он будто выбирал направление для полёта. Двигался в воздухе влево и вправо, поворачивался по часовой стрелке, потом против. Я не шевелился. Хотелось посмотреть, чем всё это закончится.
Неожиданно гроб рванул вверх с таким ускорением, что меня вдавило в дно. Кто-то завизжал, я не разобрал, кто именно, Тоска или Фомич.
Вероятно, мы вылетели через окно, потому что послышались звуки разбитого стекла. Не стану врать, что я ожидал такого поворота событий. После того как мы встретили Хавчикова в простыне, изображающего привидение, я уже оставил надежды столкнуться с чем-то необычным. А тут…
Тогда я решил насладиться полётом по полной программе. Аккуратно коленками и руками я приподнял крышку и отбросил её в сторону. Тут главное не делать резких движений. Держась руками за стенки гроба, я осторожно сел.
Мы летели над землёй чуть выше линий электропередачи и уверенно набирали высоту. Несмотря на позднее время суток, видимость оказалась прекрасной. Луна была огромной, ноздреватой и почти красной. Внизу мигал огоньками город. Наши гробы держались рядом друг с другом и шли клином. Мой – первым, гроб Тоски справа, а Фомича слева. Левый гроб вихлялся так, будто в нём бился испуганный крокодил. Я догадался – Фомич пытается выбраться.
– Фомич, ты бы не чебурахтался, а то вывалишься и разобьёшься, – с трудом посоветовал я – хотя скорость была и небольшая, ветер здесь, наверху, оказался достаточно сильным.
Под нами проплывали пригороды, парк – целующиеся парочки и дерущиеся подростки, шоссе с машинами, фабрика по пошиву мягких игрушек. Мы приближались к центру города.
– Тоска, мы летим, сними аккуратно крышку, а то всё пропустишь! – прокричал я. Но порыв ветра отнёс мои слова куда-то в сторону.
Впрочем, Тоска и сама даром время не теряла – крышка её гроба отскочила, и Тоска села, как будто самый настоящий мертвец.
– Это что?! – закричала она.
– Как – что? Разве ты не видишь, что мы летим в гробах?
– Вижу! Но почему мы летим в гробах?!!
– По чему, по чему, – ответил я. – По воздуху.
– А куда мы летим?!!
На этот вопрос я не успел ответить, потому что слетела сорванная ветром крышка с гроба Фомича.
Фомич не сел. Он выглянул из гроба, огляделся и тут же нырнул обратно.
– Ну что, Фомич? – крикнул я. – Тебе нравится?! Время не зря потерял?
– А! – ответил мне Фомич.
И ещё много-много «а». А потом Фомич завопил:
– Назад!
Мне стало смешно.
– Что происходит? – крикнула мне Тоска. – Почему мы летим?
Я продемонстрировал Тоске книгу. Надеюсь, Тоска поняла, что желания и книга как-то связаны. Показал, а потом спрятал её обратно в карман, подальше, чтобы не вывалилась.
Лететь было довольно удобно. По бокам гроб оказался оборудованным ручками, за которые было удобно держаться. Я держался.
И Тоска держалась.
Один только Фомич не держался. А вопил.
Такие люди, как Фомич, не ценят красоту мира, я таких не люблю всё-таки.
– Куда мы всё же летим? – спросила Тоска.
– Скоро узнаем, – ответил я. – Очень, очень скоро.
