В эти дни Румянцев получил рескрипт и собственноручное письмо Екатерины II, в котором она рекомендовала употребить «всевозможные и деятельнейшие способы… у нашего неприятеля, не компрометируя, однако, себя, чтоб его как-нибудь склонить и довести до того, чтоб с вами вступили в переговоры о мире».
В прошлом году, после Кагульской баталии, Румянцев писал визирю. Так что опыт дипломатической переписки у него уже имелся. Конечно, он напишет письмо, может, не такое сухое, как там было подготовлено в Петербурге. У него есть тут замечательные помощники, умеющие писать красочные письма. Но опять-таки неясно, какие условия предъявлять при этих переговорах. Он понимает, что условия мирного договора вырабатываются в ходе переговоров, но все-таки какие-то предварительные наметки должны уже быть сейчас… А их нет! И снова он будет ходить как в тумане. Видны лишь контуры предмета, а вся суть, красочность его расплываются, ускользают от взгляда… Ничего определенного не скажут, а сами ждут положительного итога. Вот так же получилось со строительством Дунайской флотилии. Кому непонятно, что это необходимое и важное дело! А как оно было поставлено практически? Прислали от Адмиралтейства капитана флота Нагаткина, который вроде бы ретиво взялся за дело, а потом искренне и не обинуясь признался, что он сам несведущ в части построения судов и не способен распоряжаться строительством судов. А потом вообще свалился в тяжелой болезни, и никто не смог его заменить, теперь же подал челобитную об отставке. И разве он, фельдмаршал Румянцев, чистосердечно не изъяснялся пред ее императорским величеством, что ему тоже отнюдь не знакомы дела вооружения морского? Так не вняли его просьбе и не освободили его от этих дел. А если уж Петербург считает, что надобно и здесь производить строение, в таком случае пусть определят человека, знающего все части ремесла морского, который бы своим появлением снял бы с него заботы совсем неизвестных ему дел… Вот так и всегда… То мысли вертелись вокруг высоких масштабных дел, то вокруг совсем ненужного ему дела. Мелкие дела всегда имеют способность заслонять великие. Сколько уж раз было говорено, чтобы обращались к своим непосредственным начальникам! Нет, всем нужна резолюция самого фельдмаршала, а потому и в отпуск не пускают… Столько дел накапливается за день, что и ночью приходится работать.
7 декабря 1771 года Румянцев, умоляя освободить его от забот о строительстве Дунайской флотилии, писал Екатерине II: «…На сие ожидаю Всемилостивейшего повеления…»
Эта мольба была услышана в Петербурге, и вскоре в Яссы прибыл адмирал Нольс, которому были переданы все дела капитана Нагаткина, и Румянцеву оставалось лишь «удовлетворять его требованиям, отдав теперь всех офицеров флота с их командами в его ведомство и суда, которые он найдет годными к морскому плаванию».
Не успел избавиться от одного, как новые заботы захлестнули фельдмаршала.
Шла весна 1772 года.
Глава 6
Время дипломатических игр
Румянцев проснулся и потянулся, пораженный мгновенно наступившей тишиной. Только что он явственно слышал ржание коней, топот ног, выстрелы и крики, ощущал горьковатый дым лагерных костров и запахи немудреной солдатской пищи…
И все это исчезло так же внезапно, как и возникло… Значит, это ему приснилось?
Что ж, не так уж плохо оказаться после стольких дней лагерной жизни снова в мягкой постели, под роскошным шелковым одеялом. Вот стоит ему сейчас дернуть за шнурок, как в дверях появится камердинер с готовой одеждой… Но рука, уже готовая дернуть этот волшебный шнурок, замедлила свое движение и упала на одеяло. К чему спешить с утренним туалетом, кажется, ему некуда торопиться? Дела все сделаны еще вчера, отправлены письма, отданы распоряжения по управлению Молдавией и Валахией… Но разве можно сказать, что все дела сделаны? Нет! Постоянно возникают новые и новые, столь же неотложные и важные.
Вот сколько уже дней он ждет ответа визиря на предложение о перемирии… А его все нет и нет. Сколько ж можно проливать кровь народов! Еще в декабре прошлого года казалось, что мир близок. Только начать переговоры, как тут же мирный договор можно подписывать, настолько казалось все ясным и простым: Россия не может больше терпеть такого соседа на южных своих границах, как крымские татары, принесшие своими разбойными набегами столько горя русскому да и кавказским народам. Как не может Россия больше жить и торговать без Черного моря. Два важнейших вопроса должны быть наконец-то решены раз и навсегда. Сама жизнь уже решила их, нужно только утвердить их в договорах между державами… Так думал не только он, фельдмаршал Румянцев, но и российская императрица. Правда, кажется, и она излишне поторопилась, посчитав, что стоит ей высказать прусскому королю свои заветные желания, как тут же они будут исполнены. Пока король передал своему министру Цегелину в Константинополь, пока тот согласовывал свои действия с австрийским министром Тугутом, пока вместе они не обратились к визирю, пока…
С октября прошлого года ведется эта дипломатическая игра, но так ничего определенного и не достигнуто. А Екатерина уже в конце декабря отправила из Петербурга всякую провизию для полномочных министров. Ее люди ждут в Василькове приказаний, куда далее им ехать, а что он может им сказать, если до сих пор сам ничего не знает… Где будет проходить конгресс? От Измаила турки сразу же отказались. В Журже? Бухаресте? Никто не может сейчас этого сказать определенно.
Как хотелось бы хоть одно утро не думать о делах, таких сложных, запутанных, порой необъяснимых…
Но… только он встал, открыл окно, тут же в дверях появился камердинер и сообщил, что его ждет курьер из Константинополя. «Ну вот наконец-то лед тронулся. Да и в самом деле, уж март на дворе, пора. Через каких-то недели две и в России начнется ледоход», – подумал фельдмаршал. И жестко сказал:
– Пусть подождет! Я его дольше ждал… Видите, я еще не одет, – добавил Румянцев, пытаясь смягчить свое раздражение против тех, кто так не вовремя нарушил его покойное уединение. «И вот так всегда, только чуть-чуть увлечешься собственными мыслями, как тут же тебя спустят на землю очередными делами. Ах, курьер из Константинополя… Ведь я его уже несколько месяцев жду…»
Румянцев быстро оделся, привел себя в порядок, и жизнь его снова закрутилась, подчиняясь крутому распорядку дня главнокомандующего русской армией.
В канцелярии, куда пришел Румянцев, курьер вручил ему пакет, в котором содержались письма от министров их императорских величеств Тугута и его королевского прусского величества Цегелина. Не успел Румянцев прочитать и первые строчки письма Цегелина, как ему доложили, что прибыл чегодарь верховного визиря Мегмета Муссун-оглы. «Вот и дождались важных событий, – мелькнуло в голове фельдмаршала, – а то что-то скучно было».
С восточной церемонностью вошел турецкий курьер и вручил Румянцеву письмо визиря.
Ласково принял Румянцев столь долгожданных курьеров. Теперь все зависело от него и его канцелярии. Нужно было тщательно изучить письма, чтобы не попасть впросак в будущем, когда начнутся переговоры. Тут каждая строчка что-то должна обозначать, и без опытного дипломата не обойтись. Хорошо, что в Яссы прибыл Симолин, много лет прослуживший резидентом в Дании, Австрии, при имперском сейме Священной Римской империи, так что подобный опыт у него должен быть. А то пришлось бы писать Никите Ивановичу, чтоб прислал он образцы, по коим можно сочинять свои ответы на письма визиря.
