Книга Петербургские женщины XVIII века, страница 38. Автор книги Елена Первушина

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Петербургские женщины XVIII века»

Cтраница 38

— Ваше Величество, прикажете мне пойти распорядиться? — спросила я.

— Нет, — отвечала она, — я дам знак камер-юнкеру.

Она сделала знак рукой, но камер-юнкер не заметил его, а вице-канцлер граф Остерман принял это на свой счет. Старик подбежал со своей длинной палкой так скоро, как мог, и Государыня встала, отвела его к окну и серьезно проговорила с ним около пяти минут. Она вернулась потом на свое место и спросила меня, довольна ли я ею.

— Я желала бы, чтобы все дамы в Санкт-Петербурге могли поучиться у Вашего Величества, как деликатно надо обращаться с гостями.

— Но как же я могу поступать иначе, — возразила она. — Я огорчила бы этого бедного старика, сообщив ему, что он ошибся. Вместо этого, поговорив с ним о погоде, я убедила его, что он действительно был позван мною. Он доволен, вы довольны, и, следовательно, я довольна…

…На этом вечере она была с веером в руках, чего я раньше у нее никогда не видала. Она держала его так странно, что я не могла удержаться, чтобы не смотреть на нее. Она это заметила.

— На самом деле я думаю, — сказала мне Ее Величество, — что вы смеетесь надо мной.

— Должна признаться Вашему Величеству, — отвечала я, — что никогда я не видала, чтобы более неловко держали веер.

— Правда, — продолжала она, — что у меня немного вид Нинет при дворе (Персонаж одной из итальянских комедий Эджио Дуни, простолюдинка, попавшая во дворец. — Е. П.), но Нинет очень пожилой.

— Эта рука, — сказала я, — не создана для пустяков; она держит веер, как скипетр».

Петербургские женщины XVIII века

М. Шибанов. Портрет императрицы Екатерины II в дорожном костюме. 1787 г.


И только статссекретарь Грибовский в своих записках рисует нам частную жизнь императрицы: не полубогини и не царицы полумира, а пожилой, очень занятой и усталой женщины в шлафроке и чепце, живущей со своим молодым любовником и присматривающей за огромным хозяйством, именуемой Российской империей.

«Образ жизни императрицы в последние годы был одинаков: в зимнее время имела она пребывание в большом Зимнем дворце, в среднем этаже, под правым малым подъездом, против бывшего брюсовского дома. Собственных ее комнат было немного: взойдя на малую лестницу, входишь в комнату, где на случай скорого отправления приказаний государыни стоял за ширмами для статс-секретарей и других деловых особ письменный стол с прибором; комната эта стояла окнами к малому дворику; из нее вход был в уборную, которой окна были на дворцовую площадь. Здесь стоял уборный столик. Отсюда были две двери: одна направо в бриллиантовую комнату, а другая налево в спальню, где государыня обыкновенно дела слушала. Из спальни прямо выходили во внутреннюю уборную, а налево в кабинет и зеркальную комнату, из которой один ход в нижние покои, а другой прямо через галерею, в так называемый ближний дом; в этих покоях государыня жила иногда до весны, а иногда и прежде в Таврический дворец переезжала.

…Во всех местах ее пребывания время и занятия императрицы распределены были следующим порядком: она вставала в 7 часов утра и до 9 занималась в кабинете письмом (в последнее время сочинением сенатского устава). Однажды она мне между прочим сказала: „Не пописавши, нельзя и одного дня прожить“. В это время пила одну чашку кофе без сливок.

В 9 часов переходила в спальню, где у самого почти входа из уборной подле стены садилась на стул, имея перед собою два выгибных столика, которые впадинами стояли один к ней, а другой в противоположную сторону, и перед сим последним поставлен был стул; в это время на ней был обыкновенно белый гродетуровый шлафрок или капот, а на голове флеровый белый же чепец, несколько на левую сторону наклоненный. Несмотря на 63 лет государыня имела еще довольную в лице свежесть, руки прекрасные, все зубы в целости, отчего разговаривала твердо, без шиканья, только несколько мужественно; читала в очках и притом с увеличительным стеклом…

Государыня, заняв вышеописанное место за выгибным столиком, звонила в колокольчик, и стоявший безотходно у дверей спальни дежурный камердинер туда входил и вышед звал, кого приказано было. В сие время собирались в уборную ежедневно обер-полицмейстер и статс-секретари; в одиннадцатом часу приезжал граф Безбородко; для других чинов назначены были в неделе особые дни: для вице-канцлера, губернатора и губернского прокурора Петербургской губернии — суббота; для генерал-прокурора — понедельник и четверг; среда — для синодального обер-прокурора и генерал-рекетмейстера (от франц. requete — жалоба, прошение — чиновник, получающий прошения и передающий их монарху. — Е. П.); четверг — для главнокомандующего в С.-Петербурге. Но все сии чины, в случае важных и не терпящих времени дел, могли и в другие дни приезжать и по оным докладывать. Первый по позыву являлся к государыне обер-полицмейстер бригадир Глазов со словесным донесением о благосостоянии столицы и о других происшествиях, и с запиской на одной четверке листа, написанной в полиции некрасиво и неправильно, о приехавших и выехавших из города накануне того дня разного звания людях, которым угодно было себе на заставе сказать; ибо часовые никого из проезжающих через заставу не останавливали и ни о чем их не спрашивали, да и шлагбаумов тогда не было; выезд за долги из столицы не был воспрещен, каждый получал от губернатора подорожную во всякое время и без всякой платы и выезжал из города, когда хотел.


По выходе обер-полицмейстера статс-секретари через камердинера докладывались и по одиночке были призваны (в сем числе и я находился). При входе в спальню наблюдался следующий обряд: делал государыне низкий поклон, на который она отвечала наклонением головы, с улыбкой подавала мне руку, которую я, взяв в свою, целовал и чувствовал сжатие моей собственной руки, потом говорила мне: „Садитесь“. Севши на поставленном против нее стуле, клал я на выгибной столик принесенные бумаги и начинал читать. Я полагаю, что и прочие при входе к государыне то же самое делали и такой же прием имели. Но как скоро показывался граф П. А. Зубов, то каждый из нас немедленно в уборную выходил. Приходил же всегда с заготовленными к подписанию бумагами. Около одиннадцатого часа приезжали и по докладу перед государыней были допускаемы вышеупомянутые чины, а иногда и фельдмаршал граф Суворов-Рымникский, бывший тогда, после завоевания Польши, в Петербурге. Сей, вошедши в спальню, делал прежде три земных поклона перед образом Казанской Богоматери, стоявшим в углу на правой стороне дверей, перед которым неугасимая горела лампада; потом, обратясь к государыне, делал и ей один земной поклон, хотя она и старалась его до этого не допускать и говорила, поднимая его за руки: „Помилуй, Александр Васильевич, как тебе не стыдно это делать?“ Но герой обожал ее и почитал священным долгом изъявлять ей таким образом свое благоговение. Государыня подавала ему руку, которую он целовал как святыню, и просила его на вышеозначенном стуле против нее садиться и через две минуты его отпускала. Сказывали, что такой же поклон делал и граф Безбородко, и некоторые другие, только без земных поклонов перед Казанскою…

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация