Когда Шотман писал свои воспоминания, он не смог вспомнить, какого числа происходило собрание, зато у него с предельной ясностью запечатлелось в памяти, что Ленин был в неистовстве из-за вынужденного своего бездействия — ведь он только себя видел в роли вождя революции, и больше никого.
Ленин взял у Шотмана требуемую бумагу, аккуратно сложил ее вчетверо и принялся, засунув большие пальцы в карманы жилета, взволнованно мерить шагами комнату, сердито при этом бормоча: «Я этого не потерплю! Я этого не потерплю!»
Позже, чуть успокоившись, он буквально засыпал Шотмана вопросами: что происходит в Петрограде? Что говорят рабочие? Как обстоят дела в армии и среди матросов? Он показал Шотману статистические таблицы, которые сам старательно составил, чтобы продемонстрировать невероятный рост большевистского влияния не только в среде рабочих, но и буржуазии. Тоном абсолютно убежденного в своей правоте человека Ленин сказал: «Страна за нас. Вот почему наша основная задача в данный момент — немедленная мобилизация всех сил для того, чтобы захватить власть».
Шотман возразил ему, заметив, что вряд ли большевики будут действительно способны взять власть, так как среди них нет специалистов, знающих, как работает государственная машина.
— Абсолютная чепуха! — воскликнул Ленин. — Любой рабочий может стать министром, поучившись этому ремеслу несколько дней. Никаких особых способностей тут не требуется. Не надо даже вникать в механизм работы государственной машины. Эту функцию будут выполнять специалисты, которым придется на нас поработать!
Шотман был слегка обескуражен. Для Ленина все было так легко и просто! Сам Шотман придерживался мнения, что управление государством, страной — сложнейшее дело, требующее знаний. Он спросил, что Ленин посоветует делать с деньгами после того, как с приходом новой власти «керенки» уже не будут в ходу.
— Нет ничего проще, — отвечал Ленин. — Мы напечатаем новые купюры на типографских станках, на тех, что печатают газеты. Через несколько дней у нас будут миллионы новеньких банкнот.
— Да, но любой фальшивомонетчик сможет с легкостью их подделывать.
— Тогда мы придумаем сложный рисунок для наших купюр. И вообще, это дело специалистов. Не стоит даже это обсуждать.
И он заговорил о том, что все это дела второстепенной важности, что главное — выпустить декреты, которые расположат к большевикам народ, заставят признать в них свое, народное правительство. А дальше все произойдет автоматически. Прежде всего Ленин положит конец войне, и армия тут же перейдет на его сторону. Затем он отберет земли у помещиков, у церкви, у богатых и раздаст их крестьянам; тогда и крестьяне перейдут на его сторону. Заводы и фабрики также будут отобраны у капиталистов и переданы в руки рабочих.
— И кто тогда захочет пойти против нас? — сказал Ленин. — Шотман впоследствии вспоминал, что, произнеся эти слова, Ленин поглядел на него в упор и вдруг подмигнул левым глазом, чуть заметно улыбнувшись. — Само собой разумеется, — продолжал Ленин, — что мы должны выбрать подходящий момент и нанести удар. От этого зависит все!
Прощаясь с Шотманом, Ленин велел ему изыскать любые возможности для своего возвращения в Петроград.
Он провел в Выборге около двух недель. Все это время он был в страшном напряжении и беспокойстве. По всей вероятности, Центральный Комитет не устраивала ленинская интерпретация событий. «Кризис назрел…» — настаивал Ленин. Надо ударить сейчас. Нельзя терять ни минуты. Он громил Центральный Комитет за бездействие, обвинял в предательстве. Он даже заявлял, что ему придется подать прошение о выходе из Центрального Комитета и «оставить за собой свободу агитации в низах партии и на съезде партии». Он никогда не признавал полумер, это было не в его характере, поэтому неудивительно, что «нерасторопность» товарищей по партии вызывала в нем такую болезненную реакцию.
Как раз в это время председатель Областного исполнительного комитета армии, флота и рабочих Финляндии Смилга получает от Ленина инструкцию готовиться к вооруженному восстанию в Финляндии. Находясь там, Ленин мог совершать короткие поездки по стране, не нуждаясь в опеке Центрального Комитета. Пользуясь случаем, он попросил Смилгу снабдить его удостоверением личности на бланке Областного исполнительного комитета, обязательно за подписью председателя, с надлежащей печатью, и чтобы оно было напечатано на машинке или написано четким, разборчивым почерком. В нем он должен был именоваться Константином Петровичем Ивановым. Удостоверение должно было одновременно служить своего рода поручительством в том, что председатель Областного исполнительного комитета полностью берет на себя ответственность за этого товарища и требует, чтобы все Советы, — Выборгский Совет рабочих и солдатских депутатов, равно как и все остальные, — полностью ему доверяли и в любое время оказывали всякую необходимую помощь. Ленин объяснил, что такой документ ему нужен на случай непредвиденных обстоятельств, конфликтов и нежелательных встреч, которые, по его словам, были возможны. Представляется, что Ленин стремился тогда заручиться поддержкой вооруженных рабочих и солдат напрямую, минуя Центральный Комитет, поскольку он не был уверен в перевесе своего мнения в нем.
Находясь в выборгском подполье, Ленин писал очередную работу. Название говорит само за себя: «Удержат ли большевики государственную власть?» У него не было и тени сомнения в том, что большевики власть удержат. Пункт за пунктом он разбивает все возражения, выдвигаемые его оппонентами. Еще недавно он растолковывал Шотману, что нет ничего проще, чем контролировать функции государственного аппарата. Однако теперь он уже не столь оптимистичен. В новой работе он признает, что это как раз одна из наиболее трудных задач, которая встанет перед победившим пролетариатом. В своем труде «Государство и революция» Ленин воспел разрушение существующего строя; это был своего рода гимн уничтожению государства. Теперь же он заметно меняет свою точку зрения, что видно, например, из отрывка, в котором речь идет о банках. Вот что он говорит по этому поводу: «… Отсечь то, что капиталистически уродует этот превосходный аппарат, сделать его еще крупнее, еще демократичнее, еще всеобъемлющее», — иными словами, создать единый государственный банк. При социализме все будет полностью монополизировано государством. Каждый получит рабочую книжку, в которой будет учитываться его мера труда на благо государства. В прошлом рабочие книжки были «документом „низших“ сословий, свидетельством наемного рабства», теперь же к ним отношение изменится, они станут свидетельством того, что в новом обществе нет больше «рабочих», но зато и нет никого, кто бы не был «работником». Банки, фабрики, учебные заведения, опытные станции, все технические службы будут находиться под контролем государства, которое будет управлять ими централизованно. Специалисты разных профилей будут хорошо оплачиваться, но, если они не оправдают доверия революционного правительства, они не получат никаких «продуктов продовольствия вообще». Словом, основываясь вот на таких примитивных постулатах, Ленин собирался создать новый общественный строй.
Кое-где в своей работе он допускает замечания автобиографического характера. Некоторые из них весьма любопытны. В приведенном ниже отрывке он признается в том, что о голоде знает со слов других людей, поскольку ему самому голодать не приходилось, и из-за этого ему, как теоретику, трудно вообразить, что переживали голодающие народные массы. Он пишет: «О хлебе я, человек, не видавший нужды, не думал. Хлеб являлся меня как-то сам собой, нечто вроде побочного продукта писательской работы. К основе всего, к классовой борьбе за хлеб, мысль подходит через политический анализ необыкновенно сложным и запутанным путем».
