Так состоялась первая встреча Ленина с Бухариным. Впереди их будет еще много, очень много. Одет Бухарин был всегда небрежно, кое-как и не придавал этому никакого значения; зато отличался неожиданным полетом мысли, новизной приходивших ему в голову идей. Он во многом являл собой полную противоположность Ленину, и их взаимная симпатия, вероятно, происходила оттого, что каждый из них с удовольствием подмечал в другом качества, которых ему самому недоставало. Троцкий, будучи невысокого мнения о Бухарине, называл его медиумом, способным только передавать чужие мысли и слова. Но он был к нему не справедлив — эта его оценка Бухарина совершенно не верна. Познакомились они в Нью-Иорке. Бухарин сразу же настоял на том, что они должны первым делом посетить Нью-йоркскую публичную библиотеку. Троцкий был только что с дороги и вовек потом не мог простить Бухарину, что тот потащил его, такого уставшего, в какую-то библиотеку.
В своих воспоминаниях Крупская пишет, что в Кракове они часто принимали посетителей. Но гораздо больше она говорит о скуке и чувстве одиночества, о монотонности существования под сереньким польским небом, о томительном ежедневном ожидании почтальона, доставлявшего им почту каждое утро в одиннадцать и второй раз под вечер, в пять. Она вспоминает, в каком крайне нервном напряжении находился все время Ленин, потому что ему нечего было читать. Он писал статьи и отсылал их с ночным поездом в Россию; совершал короткие прогулки на велосипеде. Зиновьев тоже жил в Кракове. Ленину нравилось играть с его ребенком. Но большую часть времени он мучился от скуки и не знал, куда себя девать.
Зимой 1913 года в здоровье Крупской, и без того не слишком крепком, наступило резкое ухудшение. У нее появились угрожающие симптомы болезни щитовидной железы и сердечной недостаточности. Она, положившая столько сил на Ленина, вытаскивая его всякий раз из психологических и физических срывов, теперь сама нуждалась в его заботе. Ее донимали частые сердцебиения, дрожь в руках и бессонница. Местный доктор, не слишком сведущий в медицине, посоветовал Крупской отдохнуть где-нибудь высоко в горах, сказав, что там ей будет лучше, чем в низине. Они решили провести лето в Поронине, небольшой деревушке близ Закопане в Татрах. Ленин был счастлив. Там ему удалось снять большой дом. Сестре он писал, что дом даже слишком велик для них. Но он страстно любил горы, любил совершать восхождения и лазить по скалам, — словом, он был на вершине блаженства. Крупской, наоборот, было все хуже и хуже.
Когда она вконец разболелась, Ленин в отчаянии отвез ее в Берн, к специалисту, где ей сделали операцию. Весь следующий день она не приходила в сознание и бредила, и он уже думал, что потерял ее. Врач рекомендовал ей полный покой в течение длительного времени, но Ленину не терпелось вернуться в Поронин. Крупская героически последовала за ним, не успев как следует поправиться после операции.
И все же в их жизни в Поронине были свои светлые моменты, даже несмотря на то, что там почти каждый день шел дождь. В огромном белом доме на склоне холма было много места; тут можно было размещать гостей и устраивать собрания. Приехала в Поронин и Инесса Арманд. За год до этого она была послана в Россию с партийным заданием и снова оказалась в тюрьме, где заработала туберкулез. Но это не лишило ее былой привлекательности и живости. Крупская любила прогулки втроем с Лениным и Инессой, а если они уходили гулять без нее, она относилась к этому спокойно.
К тому времени большевистское крыло социал-демократической партии в России уже было легализовано. В Думу, напомню, входили шесть большевиков и семь меньшевиков. Ленин неустанно нападал на меньшевиков и требовал, чтобы «шестерка» имела те же права, что и «семерка». Меньшевики ему отказали. Теперь они уже окончательно превратились в две отдельные партийные организации; каждая имела своих представителей в Думе, и каждая издавала свою газету.
В партийных кругах вдруг возникли слухи о Малиновском, но Ленин пропускал их мимо ушей. Крупской и в голову не могло прийти, что Малиновский совсем не тот человек, за которого себя выдает. Для нее он оставался преданным членом партии, верным соратником ее мужа, разделявшим все его воззрения. Однако позже она вспоминала один эпизод. Это было в Поронине. Как-то Ленин с Крупской возвращались от Зиновьевых, где собравшиеся как раз обсуждали зловещие слухи, связанные с Малиновским. Они шли по мосту, и вдруг Ленин остановился, лицо его исказилось от ужаса, и он произнес: «А если они правы?» Крупская успокоила его, сказав: «Нет, это совершенно невозможно!» Они продолжили свой путь, и Ленин, пока они шли домой, ярился и ругал меньшевиков; ведь это только они, меньшевики, мастера сочинять и распространять всякие небылицы.
Но те слухи никто не сочинял, и это были вовсе не слухи. Между тем тайно созданная Лениным комиссия, проверив вьдвинутые против Малиновского обвинения, полностью сняла с него всякие подозрения. Ленин не сомневался в преданности Малиновского, доверял ему партийные тайны и считал одним из ярких представителей партии. И вдруг произошло нечто совершенно необъяснимое. 8 мая 1914 года Малиновский сдал свой мандат председателю Думы и уехал за границу. Ленин был так потрясен, что отказывался понимать случившееся. Он писал одному из своих друзей: «Вы знаете, что Малиновский исчез? Мы вне себя от этого идиотизма». Но тут разразилась мировая война, заставив революционеров на время прекратить все споры о бывшем выходце из крестьян, с исключительным бесстыдством принимавшем подачки и от Ленина, и от царской охранки.
Война застала Ленина врасплох. Когда-то он шутил, что если кайзер с царем поссорятся и начнут друг с другом воевать, то это будет очень даже на руку социалистической революции, и в этой ситуации она непременно победит. Правда, о таком подарке судьбы он тогда и не смел мечтать.
Но война началась — вопреки всякому здравому смыслу, и объяснить, почему это произошло, можно было только од-ной-единственной причиной: бессмысленными и глупыми амбициями стоявших у власти безумцев; объективные законы капиталистической экономики тут были ни при чем. Докатилась война и до глухих деревушек Галиции, где был объявлен рекрутский набор, деревенские парни оделись в военную форму. Ленин, российский подданный, живущий на австрийской земле, оказался в сложном положении. Он немедленно обратился за помощью к Ганецкому, поскольку тот был подданным Австрии. Одновременно он послал телеграмму шефу полиции в Кракове, который знал, что Ленин является политическим эмигрантом, а это обязывало шефа полиции, по крайней мере теоретически, защищать его от посягательств со стороны властей. Ганецкий телеграфировал представителю социал-демократической партии в австрийском парламенте в Вену, но тот не успел вовремя принять меры. К Ленину в дом заявилась полиция; был произведен обыск, в ходе которого полиция нашла тетрадь, всю исчерченную диаграммами. Это были статистические выкладки и подсчеты, бережно Лениным хранимые. Понятно, что малограмотные люди могли легко принять их за планы военных действий. В результате Ленину было предписано на следующее утро сесть в поезд, поехать в Новый Тарг и там сдаться в руки жандармерии. Деревенские жители не симпатизировали Ленину, считая его слишком замкнутым и высокомерным. К тому же они не раз наблюдали, как к большому дому на холме поднимаются какие-то странные с виду русские. Ясно, что местные начали шушукаться между собой о русских шпионах, подозрительно косясь на русскую семью. Крупская страшно волновалась, потому что ко всему прочему на руках у нее была больная старая мать. Она то и дело спрашивала: «А что, Володю уже забрали на войну?» Крупской всякий раз приходилось терпеливо ей объяснять, что на войну его не забрали, а что он сам добровольно сдался жандармам.
