Вслед за Хуа необходимость реформ осознали и другие члены партийного руководства. Многие из них в 1978 году тоже совершили первые в жизни зарубежные поездки, расширившие их представление о месте Китая в мире. В том году за рубежом побывали 13 чиновников в ранге заместителя премьера, в том числе Гу My, и несколько сот других ганьбу высшего уровня. Мао не позволял им выезжать, и вот теперь их глаза раскрылись. «Мы думали, что капиталистические страны отсталые и загнивающие, — вспоминал один из них. — Но когда выехали из Китая и посмотрели вокруг, поняли, что это совсем не так». Сам Дэн в октябре съездил на неделю в Японию, где проанализировал возможности расширения экономических связей с этой страной. «Чем больше мы видим [мир], тем яснее осознаем нашу отсталость», — подытожил он результаты поездок164.
По словам Хуа Гофэна, все члены Политбюро, включая Дэна, заговорили тогда об ускоренной модернизации, тем более что из органов госбезопасности регулярно поступали сообщения, фиксировавшие бегство десятков тысяч молодых крестьян и рабочих из провинции Гуандун в соседние Гонконг и Макао
[88]. Люди бежали потому, что «Гонконг и Макао богатые, а КНР бедная, — вспоминал Хуа. — И мы решили изменить ситуацию, сделав богатой КНР»165.
В июле — сентябре 1978 года после первых отчетов высших ганьбу о зарубежных поездках Госсовет созвал специальную теоретическую конференцию по модернизации. На ней Ли Сяньнянь и другие руководители заявили о необходимости привлекать в экономику КНР иностранный капитал и заимствовать западную технологию, оборудование и опыт управления. На конференции также обсуждалось предложение создать на границе Гонконга зону экспортного производства, где китайские трудящиеся осваивали бы иностранную технику и технологию, поставляя продукцию на зарубежный рынок166. Дэн, следивший за работой конференции, в середине сентября с удовольствием констатировал: «Экономика должна подчиняться действию экономических законов»167.
После этого, 6 ноября, Хуа провел заседание Политбюро, принявшее важное решение: перенести с января 1979 года центр тяжести в работе всей партии на модернизацию страны. А через четыре дня Центральный комитет созвал рабочее совещание для обсуждения экономических проблем и выработки решений предстоявшего в конце декабря 3-го пленума ЦК одиннадцатого созыва. Совещание должно было определить, каким образом осуществить перенос курса партии на модернизацию, после чего обсудить четыре документа: «Решение по некоторым вопросам ускорения развития сельского хозяйства», «Опытный вариант положений о работе сельских народных коммун», народно-хозяйственный план на 1979–1980 годы и текст речи Ли Сяньняня на теоретической конференции Госсовета по модернизации168.
Дэн на заседании Политбюро отсутствовал, так как 5 ноября на девять дней улетел с визитом в Таиланд, Малайзию и Сингапур. Но, разумеется, заранее знал о его предстоявших решениях, и они, как видно, отражали его взгляды. Более того, именно по его предложению Политбюро и постановило перенести с января 1979 года центр тяжести в работе всей партии на модернизацию169.
Он и его единомышленники серьезно подготовились к рабочему совещанию, на которое съехались более двухсот руководящих партийных работников. Среди них только 63 процента были членами и кандидатами в члены Центрального комитета одиннадцатого созыва, большинство же остальных составляли ветераны, только что реабилитированные благодаря усилиям Ху Яобана. Все это предопределило характер совещания, затянувшегося на 36 дней — до 15 декабря. Атмосфера на нем оказалась весьма «оживленной»170.
С самого начала форум пошел не туда, куда хотел направить его Хуа Гофэн: вместо экономических проблем участники стали обсуждать политические, решив сначала расквитаться с прошлым, то есть исправить левацкие ошибки, допущенные, по существу, самим Мао Цзэдуном.
«Бузу», разумеется, затеяли ветераны. Уже 11 ноября, то есть на следующий день после открытия форума, знакомый нам Тань Чжэньлинь, приятель Дэна и его бывший заместитель по Секретариату ЦК, выступил за переоценку событий на площади Тяньаньмэнь. Его поддержали семь человек, в том числе старые генералы Чэнь Цзайдао и Люй Чжэнцао171. Маршал Е тут же встретился с Хуа Гофэном, посоветовав ему прислушаться к тому, что происходит на совещании, поскольку иначе тот может потерять свой пост172.
Двенадцатого ноября в бой ринулся Чэнь Юнь, как видно, полностью оправившийся от «болезни», которой «страдал» с того самого момента, как Мао атаковал его за поддержку семейного подряда в 1962 году. Он заявил, что прежде чем дискутировать, как переносить центр тяжести на модернизацию, ЦК обязан решить шесть вопросов, имеющих отношение к истории партии. Четыре из них касались реабилитации известных партийцев, причем репрессированных не только в период «культурной революции», но и ранее, в том числе Пэн Дэхуая. К пятому вопросу Чэнь Юнь отнес события на площади Тяньаньмэнь, которые назвал «великим движением масс», а к шестому — оценку деятельности советника группы по делам культурной революции Кан Шэна: Чэнь Юнь обвинил его в совершении «крупных преступлений»173.
Речи ветеранов произвели эффект разорвавшейся бомбы. Хуа Гофэн, Ван Дунсин и другие «абсолютисты» подверглись мощнейшей атаке, повестка дня была отброшена, и выступавшие, один за другим, стали говорить о необходимости раскрепостить сознание, дать объективную оценку «культурной революции» и другим событиям в истории китайской компартии, чтобы выправить все левацкие ошибки.
Вскоре обстановка накалилась не только на совещании, но и вне его. На следующий день после выступления Чэнь Юня новый мэр Пекина Линь Хуцзя созвал расширенное заседание столичного горкома, на котором, следуя за почтенным Чэнем, на свой страх и риск, без согласования с Политбюро, объявил демонстрации на Тяньаньмэнь «революционными»174. 14 ноября муниципальная газета «Бэйцзин жибао» сообщила об этом, а 15-го новость распространили «Жэньминь жибао», агентство Синьхуа и «Гуанмин жибао». Хуа и Ван Дунсин утратили контроль над происходящим, события обогнали их.
Вечером 14 ноября, когда Дэн вернулся из Юго-Восточной Азии, маршал Е, ознакомив его с ситуацией, заявил, что ему пора готовиться встать во главе партии и страны. Он предложил, чтобы Хуа Гофэн оставался формальным Председателем ЦК, Военного совета ЦК и премьером Госсовета, а Дэн, опираясь на коллективное руководство, стал фактическим лидером175. На полное отстранение Хуа от власти маршал Е не соглашался, мотивируя это тем, что не может обмануть доверие Мао, якобы завещавшего ему перед смертью «поддерживать» своего преемника. Скорее всего маршал Е кривил душой, и Мао на самом деле ничего подобного у него не просил. По крайней мере Мао Юаньсинь, присутствовавший при последней встрече Мао Цзэдуна с Е Цзяньином, утверждал, что такого не было. Просто для маршала тогда сложилась благоприятная ситуация: усиливая Дэна, но сохраняя Хуа, он, по существу, выступал в роли мирового судьи, своего рода высшего авторитета в партии и государстве. И Хуа, и Дэн оказывались под его покровительством.
