Свою просьбу Дэн повторил на следующий день, в этот раз самому Картеру во время встречи в Белом доме. Тот пригласил его в Овальный кабинет. И здесь Дэн мрачным голосом объявил ему, Мондейлу, Вэнсу и Бжезинскому о своем решении напасть на Социалистическую Республику Вьетнам! Понятно, что для американцев, только недавно потерпевших поражение в Индокитае, само слово «Вьетнам» значило многое. Вероятно, они почувствовали затаенную радость: ведь их многолетний враг мог быть теперь наказан тем самым Китаем, который все годы их тяжелой войны твердо стоял на стороне вьетнамцев, посылая им вооружение и даже направляя в помощь свои войска
[90]. Ну и ну! Как видно, мир изменился, если коммунисты не только воюют друг против друга, но и обсуждают свои военные планы с империалистами!
Внешне, однако, Картер остался спокоен. И даже попытался отговорить Дэна от опасной затеи. Он, правда, не сказал, что выступает против, но выразил беспокойство тем, что мировое сообщество да и многие члены его собственного Конгресса объявят КНР «агрессором». На следующее утро, вновь встретившись с Дэном, на этот раз тет-а-тет (присутствовал только переводчик Цзи Чаочжу), Картер даже зачитал ему специальное заявление, составленное собственноручно, в котором еще раз предостерег Дэна от затеваемого им вооруженного конфликта: он «вызовет серьезное беспокойство в Соединенных Штатах относительно общей оценки Китая и будущего мирного разрешения тайваньского вопроса»203. Не могла Картера не волновать и возможная силовая реакция СССР на китайско-вьетнамский конфликт. Война в Восточной Азии между двумя ядерными державами (СССР и КНР) была ему вовсе не нужна, так как представляла опасность для всего мира.
Но Дэн, куря одну сигарету за другой, продолжал настаивать на своем решении и, дабы Картеру стало понятнее, сравнил контролируемый Советским Союзом Вьетнам с Кубой. Более того, объяснил, что если Китай не «преподаст» Вьетнаму кратковременный урок (он обещал вывести войска через 10–20 дней после вторжения), то Советский Союз, закрепившись в Социалистической Республике Вьетнам, будет стремиться завершить окружение Китайской Народной Республики, для чего вторгнется в пограничный с ней Афганистан204. (Так и сказал! Всего за 11 месяцев до печально известной советской интервенции!)
На это Картер ничего не ответил, но Дэн, высказав всё, что хотел, вдруг как-то сразу успокоился. Стало заметно, что у него отлегло от сердца, и он начал вести себя непринужденно205. Как будто именно за тем и приезжал в Вашингтон, чтобы сообщить американцам о предстоявшей войне во Вьетнаме.
Как же получилось, что Дэн, всю жизнь отдавший борьбе с империализмом, пошел, по существу, на союз с Америкой — и не только против «переродившегося» СССР, но и «героического» Вьетнама, только недавно, в конце апреля 1975 года, объединившегося под властью коммунистов после шестнадцатилетней гражданской войны, усугубленной американской интервенцией? Неужели действительно боялся, что Советский Союз окружит КНР военными базами почти по всему периметру границ, и с севера, и с юга, и с запада, а потом нанесет ядерный удар? Возможно и так: ведь пограничные конфликты Китая с СССР и с его союзником Индией, на территории которой, правда, советских баз не было, имели место в совсем недавнем прошлом.
Вероятно также, что он просто не мог простить вьетнамских лидеров, до конца 1960-х годов маневрировавших между СССР и КНР, а затем постепенно перешедших на сторону советских «гегемонистов». Просоветский курс вьетнамцев стал очевиден к середине 1970-х годов, когда в руководстве Партии трудящихся Вьетнама (с 1976 года — компартии) возобладала группа Генерального секретаря Ле Зуана, ориентировавшегося на Москву. Прокитайская фракция в ПТВ потерпела поражение. Вьетнамские лидеры начали тогда выражать «критическое отношение к некоторым действиям маоистов»206, что, разумеется, не понравилось Пекину. В сентябре 1975 года Дэн, занимавшийся в то время, как мы помним, вопросами внешней политики, с обидой заметил в беседе Ле Зуану: «В отношениях между нашими странами есть некоторые проблемы… Мы должны сказать, что, читая вьетнамские газеты и знакомясь с вьетнамским общественным мнением, мы испытываем беспокойство. По существу, вы акцентируете внимание на угрозе с Севера… Для вас это означает [угрозу] со стороны Китая»207.
Ле Зуан отверг все обвинения, но, как видно, покривил душой. Его выбор между двумя враждовавшими «старшими братьями» был, в общем-то, логичен, и менять его он не собирался. И дело тут заключалось не только в его просоветских симпатиях. Из-за продолжавшейся в то время в Китае «культурной революции» руководство КНР не могло уже оказывать Вьетнаму такую же большую помощь, как СССР208. Так что конкурировать с Москвой оно совсем не имело возможности. Китайцы и сами понимали свои проблемы, но, будучи бессильны что-либо изменить, сваливали вину за охлаждение отношений на «младшего брата», испытывая при этом страшное раздражение по поводу «предательства» вьетнамцев.
Чувствуя, что они теряют Вьетнам, Мао, Чжоу и Дэн переключились тогда на другого партнера в Индокитае, коммунистов Камбоджи («красных кхмеров»
[91]), не требовавших таких же огромных, как Вьетнам, капиталовложений209. Тем более что последние, в отличие от вьетнамцев, буквально молились на Председателя Мао, безоговорочно поддерживая его борьбу с Советами. У «красных кхмеров» к тому же после их прихода к власти в апреле 1975 года стали быстро ухудшаться отношения с Социалистической Республикой Вьетнам. Могучий Вьетнам, почти в два раза превышающий по площади Камбоджу («красные кхмеры» называли свою страну Демократической Кампучией
[92]), стремился установить над ней свой контроль. После завершения Индокитайской войны вьетнамцам легко удалось подчинить своему влиянию Лаос, и они изо всех сил стали вовлекать в свою орбиту и другого западного соседа. Таким образом они выполняли завет покойного вождя Хо Ши Мина, незадолго до смерти, в мае 1969 года, призвавшего своих преемников играть роль объединителей индокитайских народов210.
Кампучийское руководство реагировало на вьетнамский региональный гегемонизм болезненно, впрочем, как и китайское. Тем более что в 1977 году Вьетнам предоставил Советскому Союзу две военно-морские базы — в Дананге и в Камране — что просто вывело из себя и китайцев, и кампучийцев. На китайско-вьетнамской и вьетнамо-кампучийской границах начались вооруженные инциденты, возникли территориальные споры. 31 декабря 1977 года «красные кхмеры» разорвали дипломатические отношения с Вьетнамом.
В 1978 году ситуация продолжала обостряться. В результате начавшихся на юге Вьетнама весной 1978 года социалистических преобразований вьетнамские коммунисты стали в массовом порядке экспроприировать собственность многих местных китайцев. В то время в Южном Вьетнаме проживало примерно полтора миллиона китайских эмигрантов, так называемых хуацяо, большинство которых занималось мелким бизнесом. Как только начались реформы, многие из них ударились в бега, причем на свою историческую родину. Только за полтора месяца, с начала апреля по середину мая 1978 года, из Вьетнама в Китай перешло более пятидесяти тысяч беженцев, которых китайские власти встретили как мучеников. Несмотря на то что по логике любого коммуниста все эти мелкие буржуа считались «классовыми врагами», вожди КНР предпочли раздуть патриотическую кампанию в защиту «невинно пострадавших» соотечественников. В мае 1978 года китайцы свернули всю экономическую помощь Вьетнаму. Тогда вьетнамцы через месяц вступили в Совет экономической взаимопомощи (СЭВ) — контролируемую Москвой организацию, напоминавшую социалистический общий рынок. И усилили преследование хуацяо. К июлю 1978 года число китайских беженцев из Вьетнама достигло 170 тысяч, причем бóльшая часть бежала теперь даже не с юга, а с севера страны, где социализм был построен еще в 1950-е годы211.
