Но тут в Китае произошли события, которые ускорили падение Ху Яобана. В середине декабря 1986 года в городе Хэфэе (провинция Аньхой) начались волнения среди студентов, потребовавших как раз той самой либерализации, которой так опасался Дэн. Их тут же поддержали студенты близлежащих Шанхая и Нанкина. Идеологом и главным организатором волнений стал астрофизик Фан Личжи, начавший конфликтовать с властью еще в 1955 году, когда был студентом физфака Пекинского университета. За свою жизнь он трижды подвергался гонениям: в конце 1950-х, в 1968—1972-м и в 1973–1978 годах. И к середине 1980-х он уже достаточно созрел идейно и политически. Несмотря на то что Фан был членом партии, он ратовал за свободу слова и восхищался Сахаровым. Став в 1984 году проректором Научно-технического университета города Хэфэя, Фан Личжи начал культивировать в этом вузе атмосферу свободомыслия. Блестящий лектор и выдающийся ученый, он пользовался невероятной популярностью в молодежной среде. Ему было всего 50 лет, но его уже знали в разных странах. В 1985 году он получил престижную премию американского Фонда исследования гравитации.
Фан читал лекции не только в Научно-техническом университете, но и в ряде вузов Шанхая и Нанкина. В Шанхае в разных аудиториях часто выступал и Ван Жован, еще один популярный диссидент, заместитель главного редактора журнала «Шанхай вэньсюэ» («Шанхайская литература»). Он тоже немало натерпелся в жизни (за свои 68 лет успел посидеть в тюрьме и при гоминьдановцах, и, дважды, при маоистах). Умел зажигать молодежь и Лю Биньянь, тоже неоднократно подвергавшийся гонениям — в конце 1950-х и в 1960-х годах. Его статьи о коррупции власть предержащих вызывали восхищение многих людей. Так что не удивительно, что волнения, начавшиеся в Хэфэе в ноябре, вскоре перекинулись на другие города. Спокойная жизнь оказалась нарушена, занятия — прерваны. Студенты вышли на улицы, скандируя: «Свобода или смерть!» Они требовали честных выборов в муниципальные собрания, свободы слова и других демократических прав. Демонстрации прокатились по семнадцати городам, в них приняли участие студенты 150 вузов162. Многим стало казаться, что в Китае вновь разворачивается движение «4 мая», только на этот раз не антияпонское, а чисто демократическое!
Студенты, конечно, во многом подражали молодым южнокорейцам и филиппинцам, за несколько месяцев до того устроившим демонстрации в своих странах, требуя свержения диктатуры. На Филиппинах, как известно, их акции в конце февраля 1986 года даже привели к падению режима Фердинанда Маркоса, о чем все китайские студенты, разумеется, знали из телевизионных новостей. Мощный импульс движению придавали также известия, доходившие с Тайваня, где 28 сентября 1986 года образовалась первая оппозиционная организация — Демократическая прогрессивная партия. К удивлению многих, Цзян Цзинго ее не запретил, и вскоре его режим, бывший до того не менее авторитарным, нежели коммунистический, стал стремительно продвигаться к демократии. Многих граждан КНР, привыкших считать Гоминьдан едва ли не филиалом ада на Земле, это буквально потрясло!
Так что всплеск недовольства диктатурой компартии был закономерен. Тем более что за год до того стало заметно ухудшаться экономическое положение студенчества, да и вообще той части горожан, которая не сумела вписаться в новые хозяйственные условия. Связано это было прежде всего с ростом цен и инфляцией, неизбежными побочными явлениями рыночных реформ. Цены начали резко расти в первой половине 1985-го: за полгода поднялись на 14 процентов, тогда как инфляция составила 16 процентов163. Во второй половине 1985-го и в 1986 году ситуация не улучшилась.
Многие простые люди были крайне недовольны и страшной коррупцией чиновничества. Мало того что бюрократы брали взятки самым беспардонным образом, как будто считали, что призыв Дэна, чтобы часть населения стала зажиточной, в первую очередь относился к ним, но еще и через родственников, а то и напрямую занимались хозяйственной деятельностью. Соответственно и обогащались в основном они и их близкие.
Последнее было закономерно, поскольку в китайском клановом обществе главную роль по-прежнему играли гуаньси (связи). Только те, кто имел родню и друзей в высших сферах, могли выбиться в люди. Не случайно ведь младший сын Дэна, Фэйфэй, да и не один, а с женой поехал на учебу в США одним из первых. Вернувшись в середине 1980-х, он начал успешно заниматься бизнесом на рынке Гонконга. Старший же сын, Пуфан, в 1985-м возглавил Всекитайскую ассоциацию инвалидов, а дочь, Дэн Нань, в 1979-м неожиданно пошла в гору на политическом поприще: в Госкомитете по науке. В то же время муж Дэн Нань стал генеральным менеджером одной из крупнейших военных компаний. Еще одна дочь Дэна, Маомао, сначала помогала отцу на правах доверенного секретаря, а потом вместе с мужем тоже успешно занялась бизнесом. (Обо всех детях Дэна, за исключением старшей дочери Дэн Линь, в Китае к тому же ходили упорные слухи, что они нечисты на руку; правда, были ли эти обвинения справедливы, неизвестно164.)
«Делали деньги» дети и внуки и других руководителей КНР. Причем кое-кто действительно оказался втянут в криминальный бизнес. В сентябре 1983-го Китай да и весь мир потрясла весть о казни внука самого маршала Чжу Дэ — за бандитизм и другие преступления! Но расстрел члена семьи покойного маршала вряд ли можно было считать типичным. Люди говорили, что органы правопорядка «ловят мух, а не тигров»165. И, соответственно, были недовольны, несмотря на то что сам Дэн то и дело призывал положить конец росту преступности среди родственников крупных чиновников166. Но кто мог ему поверить, если и его дети превращались в богатых и влиятельных людей самым волшебным образом?
В общем, китайские студенты в конце 1986-го имели немало причин выражать недовольство. Их трибун, Фан Личжи, внушал: «Нам нужна… „полная вестернизация“… Ортодоксальный социализм [повсеместно] провалился — от Маркса, Ленина и Сталина до Мао Цзэдуна»167. В самом конце ноября бывший руководитель Аньхоя Вань Ли прибыл в Научно-технический университет, чтобы сбить накал только еще разворачивавшегося движения, но у него ничего не вышло. Он попытался шутить с администрацией, намекая, что в свое время был неплохим первым секретарем, который давал им достаточно свободы и демократии, но «китайский Сахаров» (так студенты звали Фан Личжи) резко возразил: «Один человек не может решать, давать демократию или нет». Через несколько дней на митинге студентов Фан объяснил, что имел в виду: «Демократия не дается сверху, а добывается в свободной борьбе»168.
Студенческие волнения продолжались весь декабрь. В середине декабря в Шанхае к студентам присоединились некоторые рабочие. 17–22 декабря центр города был буквально запружен демонстрантами. По некоторым данным, на улицы вышло до шестидесяти тысяч человек. Массовый митинг прошел на набережной Банд. Там с яркой речью выступил Фан Личжи, заклеймивший антидемократическое руководство компартии позором.
Мэр города, Цзян Цзэминь, просил студентов вернуться в кампусы, но его никто не слушал. У этого немолодого уже человека (в августе 1986-го Цзян отметил шестидесятилетие) могли возникнуть серьезные проблемы, если бы он не справился с беспорядками. Он советовался с Ху Яобаном, и тот рекомендовал ему воздействовать на студентов только убеждениями. Хороши рекомендации, если их нельзя выполнить! В конце концов Цзян применил силу, предварительно выпустив строгое распоряжение о незаконности демонстраций169. Однако тут в знак солидарности с шанхайцами выступили студенты Пекина. 24 декабря они попытались пройти колоннами на площадь Тяньаньмэнь, но их остановила полиция. После этого и пекинская мэрия запретила демонстрации. К началу 1987-го волнения постепенно прекратились во всех городах. Демократия вновь потерпела поражение.
