Слухи о готовящемся введении военного положения распространились по городу уже через несколько часов. Во второй половине дня 17 мая на улицы вышли около 1 миллиона 200 тысяч человек — студенты, преподаватели, служащие и рабочие. Все выражали сочувствие голодавшим на площади и осуждали Дэна. Демонстранты несли плакаты: «Ты стар, Сяопин! Когда человеку переваливает за 80, он глупеет! Престарелое правительство — в отставку! Долой культ личности!»232
Понимая, что его карьера закончена, Чжао Цзыян открыто выступил на стороне студентов. Рано утром 19 мая на микроавтобусе он приехал на Тяньаньмэнь, чтобы встретиться с голодавшими. Ли Пэн старался удержать его, но когда понял, что этого не получится, присоединился к нему. Их сопровождали Вэнь Цзябао, кандидат в члены Секретариата ЦК и будущий премьер КНР, и Ло Гэнь, секретарь Госсовета. Ли Пэн скоро ретировался, а Чжао через небольшой мегафон обратился к студентам. Выглядел он усталым, и в его голосе звучало сострадание: «Мы пришли слишком поздно, простите, простите. Вы имели право критиковать нас». Он умолял студентов закончить голодовку, обещая решить все проблемы — возможно, не сразу, но постепенно233. Увы, он знал, что не в силах этого сделать.
Многие в толпе расплакались и в конце речи даже зааплодировали. Дэн, который видел всё по телевизору (встреча Чжао транслировалась), просто не мог совладать со своим раздражением. Вызвав Ян Шанкуня, он спросил его: «Ты слышал, что он говорил? У него по лицу текли слезы (на самом деле Чжао не плакал, и почему Дэн так сказал, неизвестно. — А. П.). Он изо всех сил пытался изобразить из себя жертву… С ним покончено». Старый друг ему поддакивал, а потом предложил Дэну и его семье в целях безопасности перебраться в Чжуннаньхай. Но Дэн отказался234.
Двадцатого мая в десять часов утра в городских районах Пекина было введено военное положение. Его объявил Ли Пэн. К 26 мая к городу было переброшено 400 тысяч солдат из всех военных округов страны235.
Студенты и сочувствующие им люди, как могли, выражали возмущение. Везде слышались крики: «Долой марионетку Ли Пэна! Дэн Сяопин — уходи!»236 На площади Тяньаньмэнь собралось не менее трехсот тысяч человек. А в разных районах горожане стали возводить баррикады, чтобы не дать возможности армейским частям войти в Пекин. События неумолимо понеслись к кровавой развязке.
Между тем глубокой ночью 27 мая Дэн собрал у себя в доме семерых ветеранов: Ян Шанкуня, Чэнь Юня, Ли Сяньняня, Пэн Чжэня, Дэн Инчао, Ван Чжэня и Бо Ибо — главных столпов партии, чтобы обсудить, кого сделать новым генсеком. Все, конечно, поинтересовались сначала его мнением. И он сказал: «Долго и тщательно сравнивая [кандидатуры], я пришел к выводу, что секретарь Шанхайского горкома Цзян Цзэминь — лучший выбор»237. На том и порешили. Через несколько дней, 31 мая, Дэн сообщил об этом Ли Пэну и Яо Илиню. При этом заявил, что сам «полон решимости уйти в отставку» и как только новое руководство завоюет авторитет, он не будет вмешиваться в его дела238. За несколько дней до того из США возвратился Вань Ли, который, быстро сориенти-.. ровавшись, поддержал Дэна и других ветеранов во всем: и в том, что касалось смены руководства, и во введении в Пекине военного положения.
А студенты тем временем продолжали готовиться к последней схватке. Один из их вождей, Ван Дань, хрупкий юноша в больших очках, еще 24 мая призвал всех оборонять площадь против «сил тьмы». Молодые люди стали вооружаться, кто чем мог, а студенты и преподаватели Центрального института искусств Пекина для поднятия их боевого духа соорудили на Тяньаньмэнь гипсовую статую Богини демократии, напоминавшую американскую Статую Свободы. Но постепенно число протестующих сокращалось, и к концу мая их осталось от семи до десяти тысяч239. Именно они и оказались один на один с армией в ночь на 4 июня.
Войска все-таки ворвались в город, невзирая на баррикады. На подступах к Тяньаньмэнь во второй половине дня 3 июня произошли кровавые столкновения. Танки прокладывали дорогу солдатам, врезаясь в толпы людей, военнослужащие стреляли на поражение. В ответ разъяренные люди забрасывали боевые машины бутылками с горючей смесью и линчевали отдельных солдат и офицеров, если те отставали от колонн. Улицы и проспекты, ведущие к площади, окрасились кровью, везде лежали тела погибших, стонали раненые, дымились подожженные грузовики и бронетранспортеры. Но защитникам площади пришлось отступить. К половине второго ночи 4 июня войска прорвались к Тяньаньмэнь и окружили ее. В течение трех с лишним часов через громкоговорители студентам монотонно повторяли приказ: немедленно очистить площадь. Большинство ее покинуло к пяти часам утра. Но несколько сотен осталось. Они тесно прижались друг к другу в центре площади у памятника героям революции и стали петь «Интернационал», однако через 40 минут и их вынудили уйти, выдавив танками. Размазывая по щекам слезы, студенты что есть силы кричали солдатам: «Фашисты! Долой фашизм! Бандиты! Бандиты!» Но солдаты их не тронули, только разрушили палаточный городок и снесли статую Богини демократии, после чего заняли всю площадь. А в это время другие военнослужащие прочесывали кампусы и улицы, разгоняли горожан и арестовывали активистов. В разных районах города в течение трех дней еще слышалась стрельба. Солдаты без предупреждения открывали огонь по любому скоплению людей240.
Дэн мог праздновать очередную победу. На этот раз — над молодежью собственной страны. По разным подсчетам, 3–6 июня в Пекине погибло от 220 до 2600 человек. Среди жертв случайно оказался и девятилетний ребенок.
ПЕРСОНАЛЬНЫЙ ПЕНСИОНЕР
Весь день 4 июня в Пекине моросил мелкий дождь. Но 5-го вновь выглянуло солнце и стало душно. На центральном проспекте Чанъаньцзе и окрестных улицах чернели остовы сгоревших машин, валялись куски арматуры, камни, велосипеды и мусорные тумбы, использовавшиеся при строительстве баррикад. В лучах солнца блестели бутылочные осколки. Тел погибших нигде уже не было видно, но пятна крови на сером асфальте еще чернели: небольшой дождь, шедший накануне, не смог их полностью смыть.
Большинство пекинцев сидели по домам, но те, кто осмеливался появляться на улицах, выглядели подавленными. Многие плакали и, глотая слезы, шептали: «Мы тебе этого не простим! Дэн Сяопин, ты убил детей!»241
Днем 5 июня по радио и телевидению было зачитано сообщение ЦК и Госсовета о подавлении в столице «контрреволюционного мятежа». О событиях в других городах ничего не говорилось, хотя демонстрации молодежи шли тогда в 181 городе. Волнения затихнут только к 10-му числу242.
Дэн тоже ни 4-го, ни 5 июня не выходил из дома и никого не принимал. Только после «наведения порядка», 6 июня, он встретился у себя в особняке с несколькими ветеранами, а также с Ли Пэном, Яо Илинем и Цяо Ши. Он был очень возбужден и то и дело заверял всех, что если даже иностранцы применят санкции, «китайский народ» не свернет с избранного пути. Его волновало, чтобы прошедшие события не затормозили экономические реформы, темп которых и так ослабел после «черного августа» 1988 года243. Уже тогда, в 1988-м, пришлось забыть о сокращении сферы планирования с 60 до 30 процентов и Ли Пэн, поддержанный многими ветеранами, принял даже ряд мер, направленных на ограничение рынка. Никто уже не вспоминал об органическом соединении планового и рыночного регулирования, обоснованном Чжао на XIII съезде, и экономика по-прежнему двигалась по двум колеям, из которых плановая все еще считалась основной, а рыночная — дополнительной; взаимопроникновение плана и рынка оставалось в основном фрагментарным. В сентябре 1988-го Ли Пэн, Яо Илинь и другие руководители Госсовета разработали программу нового урегулирования, которую тогда же принял 3-й пленум ЦК партии тринадцатого созыва244.
