Всё шло своим чередом. Каждый вечер семья собиралась за круглым столом в столовой. Дэн, как мы помним, любил хорошо поесть, но сам уже не готовил. У него, как и у других заслуженных работников партии, имелся повар, который знал вкусы хозяина. Дэн и в старости предпочитал очень острую и жирную пищу: мясо с красным перцем и жареную грудинку. Остатки еды не позволял выбрасывать. «Тот, кто выкидывает остатки, — дурак, — смеясь, говорил он. — Их же можно потушить и съесть на следующий день»257.
Страсть к бриджу не покидала его, и он продолжать играть даже чаще, чем прежде. Любил он, как мы помним, и бильярд, но с тех пор, как в 1959 году сломал ногу, подскользнувшись во время игры, больше не брал в руки кий. Он очень возгордился, когда в июле 1988 года его избрали почетным президентом Всекитайской ассоциации игроков в бридж. Но еще больше «зазнался», когда через пять лет, в 1993 году, получил грамоту от главы Всемирной федерации бриджа «за развитие и пропаганду» этой игры в мире.
Еще одной его страстью был футбол. Сам он в него не играл, но обожал смотреть и по телевизору, и на стадионе. И если по каким-то обстоятельствам пропускал телевизионную трансляцию, всегда просил охранника Чжан Баочжуна записать ее для него на видеомагнитофон258.
В летние месяцы Дэн с семьей выезжал на море: либо в Бэйдайхэ, либо в Циндао. И там останавливался в резиденциях ЦК партии вблизи побережья. Он любил плавать. Но не в крытых бассейнах, а на просторе, чтобы ощущать свободу259. В свои восемьдесят с лишним лет плавал по часу в день. Вместе с детьми и охранниками.
Конечно, совсем отойти от дел Дэн не мог. Каждый день ему по-прежнему приходили партийные и государственные документы, он знакомился с ними, делал пометки и отдавал секретарю. Как всегда, читал много газет. Так что оставался в курсе событий. Его кабинет находился в идеальном порядке, он обожал чистоту и следил за тем, чтобы всё было на своих местах. На большом письменном столе около лампы стояли детские фарфоровые игрушки, подаренные внуками, — мышка, тигренок, овечка и бычок. Каждый представлял одного из четырех внуков: мышка — внучка «Соня», тигренок — внук «Росточек», овечка — внучка с тем же именем и бычок — внук «Маленький наследник». За ними находилась небольшая плетеная корзинка с высокой ручкой, в которой стояли две симпатичные толстые хрюшки в очках. На голове у одной красовалась маленькая мужская шляпа с полями, а у другой — бантик. Это были Дэн Сяопин и Чжо Линь. Там же, в корзинке, имелись еще пять свинюшек, поменьше: дети Дэна и Чжо — Дэн Линь, Пуфан, Дэн Нань, Дэн Жун и Чжифан. Так внуки придумали260.
Дэн очень любил этих зверюшек, но больше всего, конечно, тех, что напоминали внуков и внучек, с которыми он проводил теперь гораздо больше времени: зимой лепил во дворе снежную бабу, летом выезжал на природу. В шутку он говорил: «У нас в стране есть четыре кардинальных принципа, и в семье тоже четыре. Наши семейные кардинальные принципы — это мои четыре внука и внучки»261. Под столом в кабинете у него всегда имелось несколько цветных коробок, куда он складывал игрушки для внуков.
Выйдя на пенсию, он даже во время работы не хотел оставаться один и, уходя после завтрака в кабинет, обычно брал с собой маленького Сяоди. Тот тут же залезал под дедов стол, после чего каждый занимался своим делом. Чжо Линь тоже перебиралась в кабинет мужа, чтобы приглядывать за Сяоди, который мог расшуметься, хотя Дэну внук совсем не мешал. Дэн садился в мягкое кресло, вытягивал ноги на низком пуфике и погружался в чтение. Иногда переходил на кушетку, стоявшую у стены, и лежа читал под абажуром. Старея, он терял зрение, вблизи уже плохо видел, а потому читал в больших и толстых очках262. Он очень любил листать словари, особенно большой словарь китайского языка «Цыхай» («Море слов»), и, находя незнакомый иероглиф, с удовольствием выяснял, что он значит
[111]. Он часто перечитывал знаменитые «Исторические записки» Сыма Цяня, жившего в эпоху Хань, во II–I веках до н. э., а также труд сунского историка Сыма Гуана (XI век) «Всеотражающее зерцало, управлению помогающее». Из художественной литературы выше всех ценил Пу Сунлина (Ляо Чжая) — гениального писателя, автора сборника сказочных историй «Лисьи чары», жившего в период маньчжурского завоевания Поднебесной (1640–1715). Часто вместе с Чжо Линь слушал пластинки пекинских опер263.
Время от времени он принимал иностранных гостей, выражавших желание с ним встретиться. За границей его по-прежнему считали харизматическим лидером КНР, поэтому не удивительно, что многим политическим деятелям хотелось с ним побеседовать, хотя все помнили, что именно он потопил в крови волнения молодежи. Но, как говорится, бизнес есть бизнес. В октябре 1989-го Дэн встретился с бывшим американским президентом Никсоном, которому посетовал на то, что американцы после 4 июня «без конца ругают Китай». А зря, добавил он, ведь «Китай не сделал ничего плохого США», а «недавние беспорядки и контрреволюционный мятеж в Пекине были спровоцированы прежде всего международными антикоммунистическими и антисоциалистическими течениями». Он просил Никсона передать президенту Джорджу Бушу, которого знал с 1974 года, когда еще Буш возглавлял американское Бюро связи в Пекине, что надо «покончить с прошлым»264.
Об этом он беседовал и с советником Буша по национальной безопасности Брентом Скаукрофтом в декабре того же года. «Передайте, пожалуйста, президенту Бушу, что на Востоке в Китае есть один пожилой пенсионер, который заботится об улучшении и развитии китайско-американских отношений», — с улыбкой сказал он. Его дочь, Маомао, исполнявшая роль переводчика, тоже заулыбалась265.
Иногда он встречался и с Цзян Цзэминем, и с Ли Пэном, и с другими партийными руководителями. Как правило, у себя дома. Что-то советовал, что-то одобрял, но в повседневные дела партии по-крупному не вмешивался. В общем, наслаждался пенсионной свободой.
Только раз, в самом конце 1990 года, он позволил себе прочитать Цзян Цзэминю и Ли Пэну лекцию о рыночной экономике. Чувствовалось, что консервативные взгляды нового руководства его все более не устраивают. «Нам необходимо в теоретическом плане уяснить себе, что различие между капитализмом и социализмом не сводится к проблеме плана и рынка, — вновь объяснил он. — При социализме существует рыночная экономика, а при капитализме — плановое регулирование… Не думайте, что ведение рыночного хозяйства — это капиталистический путь. Ничего подобного. Нужны как план, так и рынок… Не надо бояться идти на риск»266. На встрече присутствовал Ян Шанкунь, который во всем поддерживал Дэна.
Пенсионная жизнь хотя и имела свои преимущества, но Дэн по-прежнему оставался политиком. И его, как и раньше, волновали проблемы страны. В начале января 1991 года, в период подготовки и празднования Нового года по лунному календарю, он съездил в Шанхай — не только отдохнуть, но и с инспекционными целями. На встрече с руководителями города он, в частности, посоветовал «без колебаний» взяться за освоение полузаброшенного района Пудун, находящегося на другом берегу реки Хуанпу, прямо напротив набережной Банд. Он предложил привлечь для этого иностранных инвесторов. Сама идея принадлежала не ему. Впервые ее высказал один из < богатых американских хуацяо в разговоре с Чжао Цзыяном то ли в конце 1986-го, то ли в начале 1987 года. Чжао тогда доложил о ней Дэну, и тот загорелся. Но Чэнь Юнь и другие консерваторы выступили против, и проект пришлось отложить267. Теперь же Дэн выложил его вроде как от себя, без ссылки на Чжао. И объяснил, что если «довести это дело до конца… зарубежные капиталы в первую очередь начнут поступать [именно] в Шанхай… Так и следует участвовать в конкурентной борьбе». Руководителям города он тоже напомнил, что плановая экономика не означает социализм, а рыночная — капитализм, и пожелал всем шанхайцам быть «еще более раскрепощенными, смелыми и скорыми в своей поступи»268.
