Такая линия поведения была совершенно правильной: именно беспощадная большевистская самокритика и нужна была от него Чэнь Шаоюю и многим другим членам Политбюро, в соответствии с китайской традицией хотевшим лишь одного: заставить его «потерять лицо». Записать же его в «классовые враги» они не могли: им не позволяли это сделать ни Чжоу Эньлай, ни остальные старые члены партии, связанные с Дэном общим революционным прошлым. Ведь в клановом обществе, каким является китайский социум, именно разнообразные неформальные связи (гуаньси) между людьми играют главную социальную роль и именно на них строится вся общественная жизнь. Хорошо разбираясь в этом, Дэн и впоследствии при возникновении опасных внутрипартийных коллизий будет следовать этой тактике: смело признаваться в «грехах», теряя «лицо», но, опираясь на связи, сохранять свое место в номенклатуре.
В общем, самокритику Дэна Чэнь Шаоюй и его товарищи приняли и через три недели, 14 мая, с осознанием собственного «превосходства» смогли написать фронтовому комитету 7-го корпуса: «Главной причиной… [вашего] поражения… было то, что вы недостаточно твердо следовали классовой линии» и «односторонне опирались на военную силу»101. Раскаявшегося же Дэна продержали без дела в Шанхае еще два с половиной месяца и только затем дали ему наконец возможность реабилитироваться. В середине июля он получил разрешение выехать на работу в Центральный советский район, после чего сел на большой пароход, отплывавший в восточно-гуандунский город Сватоу, откуда ему предстояло пробраться в граничащую с Гуандуном южную Цзянси.
Томление в Шанхае оставило гнетущее впечатление. И не только потому, что «в политическом отношении это время было для него очень тяжелым»102. Всё в этом городе напоминало ему покойную жену, Чжан Сиюань. Уезжая в январе прошлого года, он даже не успел ее похоронить. Это сделали за него другие люди, товарищи по партии. На церемонии прощания присутствовали жена Чжоу Эньлая Дэн Инчао со своей матерью и младшая сестра Чжан, Сяомэй. На могильной плите в целях конспирации выгравировали чужое имя: Чжан Чжоуши
[26].
Дэн посетил могилу несколько раз, даже привел на кладбище младшего брата Сяньсю, с которым встретился в середине мая, прочитав его объявление в газете «Шиши синьбао» («Новая газета фактов»): «Вниманию старшего брата Дэн Сисяня. Младший брат прибыл в Шанхай и надеется увидеться»103. Далее следовал адрес. По нему Дэн и разыскал братишку, которого не видел девять лет. Тот приехал в Шанхай на учебу и был несказанно рад встрече. Дэн Сяопин уговорил его вступить в члены китайского отделения коминтерновской организации «Международная помощь борцам революции», и даже когда старший брат уехал в Центральный советский район, Сяньсю не прекратил революционной деятельности, хотя в партию вступил лишь в 1940 году, завершив к тому времени образование в двух знаменитых вузах — Шанхайском национальном университете Цзинань и Шанхайском университете политических и юридических наук. С братом он снова увидится лишь в 1946 году104.
Между тем Дэн, отплыв из Шанхая, грустил недолго. Его попутчицей оказалась очень красивая девушка. Гуляя с ней по палубе, он не мог не любоваться ею: нежный овал лица, такие же, как у Чжан Сиюань, пухлые губы и короткая стрижка, а главное — большие добрые глаза, оттененные черными бровями, которые смотрели на него с такой теплотой и нежностью! Она, как оказалось, была лишь немногим младше его, всего на два месяца: родилась в том же 1904 году, только осенью. Данное ей при рождении имя звучало красиво: Цзинь Айцин (Цзинь — фамильный иероглиф, в переводе: Золотой, Золотая, а Айцин — Та, кто полюбит вельможу). Но с восемнадцати лет она носила революционное прозвище Цзинь Чжичэн (Цзинь Волевая). Знакомые же называли ее ласково — Ацзинь (Золотце). Семья ее жила в деревеньке Гаонин на острове Дайшань, недалеко от побережья провинции Чжэцзян. Там она и появилась на свет. Отец ее, мелкий торговец, сумел дать дочери хорошее образование. В 1922 году Ацзинь окончила педагогическое училище города Нинбо и стала преподавать в начальной школе для девочек. Но вскоре увлеклась коммунистическими идеями, познакомилась с Цюй Цюбо, другими известными коммунистами и в октябре 1926 года вступила в компартию. После поражения коммунистов в национальной революции 1925–1927 годов перебралась в Шанхай, занималась партийной и профсоюзной работой среди женщин, за что в январе 1931 года ее арестовали. Месяц она провела в тюрьме, но затем коррумпированные полицейские, получив взятку от агентов компартии, выпустили ее в связи с «отсутствием улик». В Шанхае ей оставаться было нельзя, и ЦК решил командировать ее в Центральный советский район. Вот таким образом она и оказалась на одном пароходе с Дэном105.
Стоит ли удивляться тому, что между молодыми людьми, отправившимися в опасное путешествие, возникло влечение, переросшее вскоре в пылкую страсть? Дэн и Ацзинь даже не заметили, как в один из вечеров оказались в объятиях друг друга. С тех пор он стал называть ее женой, а она его — мужем.
В начале августа они прибыли в высокогорный город Жуйцзинь, центр одноименного уезда на юго-востоке Центрального советского района, и, оглядевшись, не могли сдержать радости оттого, что подпольная жизнь закончилась. Вокруг реяли красные флаги, и можно было жить и работать, не боясь гоминьдановской охранки. Древний, но преображенный Жуйцзинь, в переводе — Благодатное золото (здесь еще с V века добывали этот драгоценный металл), вселил в них радужные надежды. Впервые они почувствовали себя свободными гражданами!
— Отныне называй меня Цзинь Вэйин, — радостно предложила Ацзинь Дэну, — и пусть другие товарищи тоже меня так зовут!
Они сидели на берегу небольшого горного ручья, и Ацзинь любовалась своим отражением в холодной воде. Иероглиф «ин» и означает отражение, а «вэй» — составной иероглиф слова «сувэйай» (совет, советский).
— Хорошо! — засмеялся Дэн. — Это имя действительно прекрасно звучит. Так и буду тебя звать: Цзинь Вэйин [Цзинь Советское отражение]. Хотя я и люблю называть тебя Золотцем106.
Здесь, в Жуйцзине, они официально оформили брак.
Эйфория, однако, скоро прошла. С первых дней жизни в Центральном советском районе Дэн оказался в эпицентре политической борьбы. В жуйцзиньской уездной организации, к которой его прикрепили, кипели страсти. Секретарь партийного комитета с усердием, достойным лучшего применения, выискивал среди подчиненных скрытых врагов: социал-демократов, гоминьдановцев и членов некоего тайного «союза АБ» («АБ туань»), созданного цзянсийскими гоминьдановцами еще в 1925–1926 годах для искоренения коммунистов. (Буквы «А» и «Б» означали разные уровни посвящения его членов — провинциальный и уездный.) На этом деле уездный секретарь, похоже, просто помешался. За шесть месяцев пребывания у власти (с февраля по начало августа 1931 года) он арестовал и казнил за мнимую связь с социал-демократами 435 коммунистов, в том числе бывшего секретаря уездного парткома, председателя местного советского правительства, главу профсоюзов и свыше 80 процентов других руководящих кадров107.
