В новом доме под серой черепичной крышей Дэн с Чжо Линь заняли один из флигелей на северной стороне строго симметричного дворика, обсаженного по четырем углам стройными кипарисами. Их же дети и бабушка Ся Богэнь стали жить в западном флигеле, а секретарь Дэна Ван Жуйлинь, 25-летний шаньдунец в больших круглых очках, работавший у Дэна с сентября 1952 года, — в восточном (помимо него секретарские обязанности при Дэне выполнял еще только один секретарь — сама Чжо Линь). Почти неотлучно в доме находились молодой телохранитель Дэна Чжан Баочжун, крестьянский сирота из Хэйлунцзяна (в 1956 году ему исполнилось 22 года, с Дэном он находился с 1954-го), повар Ян Вэйи и слуга У Хунцзюнь. Соседями же генсека стали его старые друзья Ли Фучунь и Чэнь И, которые тоже были заместителями премьера, а также еще один приятель, Тань Чжэньлинь, бывший, как мы помним, замом Дэна по Секретариату ЦК. На VIII съезде Ли и Чэня избрали в Политбюро, а Тань станет членом этого высшего органа в 1958 году, а потом, через год, займет и кресло заместителя премьера158.
Мао жил буквально в двух минутах ходьбы от них — в так называемом Павильоне Аромат хризантем в Саду Обильных водоемов, тоже вблизи Хуайжэньтана. Рядом находились и резиденции Лю Шаоци, Чжоу Эньлая, Чжу Дэ, Чэнь Юня и других высших руководителей партии и государства. С ними и с Мао Дэн теперь встречался особенно часто. Социально-экономическое и политическое положение в стране и мире, равно как и обстановка в партии требовали неослабного внимания.
Осенью 1956 года, сразу после VIII съезда, серьезное беспокойство лидеров Компартии Китая стали вновь вызывать международные дела, на этот раз — ситуация в Восточной Европе. Дело в том, что в начале октября 1956 года бывший коммунистический руководитель Польши Владислав Гомулка, снятый с поста генсека в 1948-м не без вмешательства Сталина и проведший три года (1951–1954) в тюрьме, стал требовать, только что вернувшись в партию, удаления из Польши советских офицеров, служивших в польских войсках. В первую очередь — члена польского Политбюро, заместителя председателя Совета министров и министра национальной обороны Польской Народной Республики советского маршала Константина Константиновича Рокоссовского, назначенного на эти посты Сталиным. Хрущев страшно обеспокоился и 19 октября, не особо думая, отдал приказ советским войскам, расквартированным по условиям Варшавского договора
[56] в Северной и Западной Польше, начать постепенное выдвижение в сторону Варшавы. В тот же день он сам в сопровождении трех членов Президиума ЦК КПСС и командующего войсками стран — участниц Варшавского договора маршала Ивана Степановича Конева неожиданно прибыл в Варшаву для переговоров. Но беседы с поляками ничего не дали, так как многие польские руководители поддерживали Гомулку. Они мобилизовали войска внутренней безопасности и начали организовывать народные вооруженные дружины. СССР и ПНР оказались на грани первой в истории социалистической войны. Хрущев испугался и дал задний ход: советские войска прекратили движение. Временное затишье, однако, никого не могло обмануть: кремлевский вождь по-прежнему любыми средствами желал «покончить с тем, что есть в Польше»159, а пленум ЦК Польской объединенной рабочей партии 21 октября именно Гомулку избрал первым секретарем160.
Кризис социализма в Польше был, разумеется, спровоцирован в первую очередь выступлением Хрущева против Сталина. Его же авантюристические военные действия в отношении независимой страны лишь усугубили ситуацию. И Мао, ясно понимая это, стал уже открыто выражать недовольство главой КПСС. Глядя на него, негодование Хрущевым начали демонстрировать и остальные китайские руководители, в том числе Дэн, который, как мы помним, и раньше считал хрущевскую борьбу с культом личности «безобразием».
Вечером 20 октября, еще до того, как в Пекин пришли известия о решении Хрущева приостановить выдвижение воинских частей, Мао созвал расширенное заседание Политбюро, на котором впервые осудил Советский Союз за «великодержавный шовинизм». Как раз накануне он получил письмо от польского руководства, которое просило о помощи161, так что чувствовал себя законным арбитром. «В старом обществе было нормой, когда учитель бил ученика палкой, если тот не слушался, — напомнил он собравшимся. — Но отношения между СССР и Польшей не есть отношения между учителем и учеником. Это отношения между двумя [независимыми] государствами, двумя партиями»162. Все согласились, постановив предупредить Хрущева, чтобы тот ни в коем случае не применял против Польши силу.
После заседания Мао сразу же вызвал к себе посла СССР Павла Федоровича Юдина, которого принял в спальне в халате, в нарушение всех протоколов. «Мы решительно осуждаем то, что вы делаете, — заявил он в крайнем раздражении. — Прошу вас немедленно телефонировать наше мнение Хрущеву: если Советский Союз двинет войска, мы поддержим Польшу». Очевидец сообщает: «В течение всей встречи Юдин оставался крайне напряженным. Также чувствовал себя и советник Посольства СССР [Николай Георгиевич] Судариков, сопровождавший его и ведший протокол. С лица Юдина лил пот, он то и дело утирался ладонью и все время повторял: „Да, да“»163.
Получив информацию Юдина, Хрущев испугался и 21 октября принял решение, «учитывая обстановку… [полностью] отказаться от вооруженного вмешательства. Проявить терпимость». Более того, пригласил «посовещаться» в Москву представителей нескольких компартий социалистических стран, в том числе Китая164.
Мао, Лю, Чжоу, Чэнь Юнь и Дэн приняли решение помочь руководителю КПСС в урегулировании ситуации. 23 октября около часа ночи в спальню к Мао вновь был вызван несчастный Юдин, которому Председатель, сидя в кровати, сообщил об этом. После чего не смог удержаться, чтобы не высказать едкое недовольство антисталинской политикой Хрущева. «Сталина критиковать следовало, однако в отношении методов критики мы придерживаемся иного мнения», — объявил он165. Лю Шаоци, Чжоу Эньлай, Чэнь Юнь и Дэн Сяопин, расположившиеся полукругом на стульях близ ложа «великого кормчего», подобострастно молчали.
Рано утром 23 октября китайская делегация на советском самолете вылетела в Москву. В ее состав Мао включил Лю Шаоци, Дэн Сяопина, Ван Цзясяна и Ху Цяому (последний был членом Секретариата ЦК и одним из личных секретарей Председателя). К тому времени, однако, когда делегация встретилась с Хрущевым, а произошло это в 11 часов вечера того же дня, резко обострилась обстановка в другой восточноевропейской стране, Венгрии, где 23 октября нараставшее с весны недовольство населения сталинистским курсом Венгерской рабочей партии вылилось в настоящее народное восстание. Тысячи демонстрантов, вышедшие на улицы Будапешта и других городов под лозунгами «национальной независимости и демократии», скандировали строки Шандора Пётефи, знаменитого поэта и героя венгерской революции 1848 года, павшего в бою с царскими казаками: «Богом венгров поклянемся навсегда / Никогда не быть рабами. Никогда!»166 В результате демократического переворота власть в правительстве перешла к популярному в народе коммунисту-либералу Имре Надю167.
