В общем, планы определились, и ганьбу вместе с народом взялись за работу. Чрезвычайно активно участвовал в ней и Дэн, ежедневно обсуждавший с Мао, другими членами Политбюро и Секретариата проблемы экономического развития.
В то же время по поручению Председателя, не скрывавшего удовлетворения от участия «будущего руководителя всего Китая и его компартии» в московских переговорах, Дэн начал уделять повышенное внимание международным делам, в первую очередь — непростым вопросам, связанным со все более осложнявшимися отношениями Компартии Китая с Компартией Советского Союза. (До того в Секретариате ЦК он помимо общего руководства непосредственно брал на себя только работу в области пропаганды и сельского хозяйства, связи же с советскими коммунистами, как и все остальные международные дела, находились в ведении Ван Цзясяна232.)
Новый раунд дискуссий с кремлевским руководством втянул Дэна в свою орбиту летом 1958 года. Вечером 21 июля Мао вызвал его, объяснив, что только что вернувшийся из отпуска посол Юдин срочно просит о встрече. Помимо Дэна в дом к Председателю прибыли тогда и другие члены Постоянного комитета, а вскоре явился сам Юдин в сопровождении двух сотрудников посольства. После приветствий и общих фраз он передал Мао предложение советского руководства о создании совместного с КНР военно-морского флота на Тихом океане. Мао поинтересовался, кто будет этим флотом управлять, но посол не знал, так как Хрущев не разъяснил ему. Мао страшно разозлился, тем более что за четыре месяца до того китайское руководство получило письмо от министра обороны СССР Малиновского, в котором содержалось предложение советского правительства о совместном сооружении в КНР радиолокационной станции слежения за перемещением кораблей советского Тихоокеанского флота. Мао и другие китайские руководители, в том числе Дэн, расценили оба предложения как посягательство на суверенитет Китая233.
На следующий день в течение пяти с половиной часов в присутствии Дэна и других китайских вождей Председатель учил Юдина, как говорится, хорошим манерам. «Вчера вы меня так разозлили, что я не мог уснуть всю ночь», — сказал он, в частности. Юдин дипломатично предложил Мао обсудить эти вопросы напрямую с Хрущевым, но тот заметил, что встречу на высшем уровне «можно и не проводить»234.
Юдин настолько разволновался, что через несколько дней слег с острым спазмом сосудов головного мозга и временным параличом правой стороны. А 31 июля в Пекин неожиданно прилетел сам Никита Сергеевич, решивший все же лично переговорить с Мао. Он ведь в самом деле ничего плохого не хотел. Просто погорячился, «преувеличив», как он позже говорил, «интернациональные интересы» Компартии Советского Союза и Компартии Китая235. Ну так что ж из того?
Мао встретил его, выслушал объяснения («Я извинялся, как только мог», — скажет потом Хрущев236), но прощать сразу не стал. В тот раз он выплеснул на него всю обиду и злобу, накопившиеся со времени сталинских унижений.
Из всех соратников на первую встречу с Хрущевым он пригласил только Дэна — теперь главного эксперта по китайско-советским отношениям. Перед началом беседы, то ли запамятовав, что уже представлял Дэна Хрущеву, то ли не рассчитывая на память последнего, он сообщил: «Это Дэн Сяопин, наш Генеральный секретарь». И добавил: «Вы не смотрите, что он маленький, он был главнокомандующим нашей Хуайхайской битвы, секретарем фронтового комитета, а в ЦК руководит повседневной работой, поэтому сегодня главным образом он и будет с вами разговаривать»237. Однако, как свидетельствует стенограмма встречи, которую вели переводчик Николай Трофимович Федоренко и посольский работник Анатолий Иванович Филев, говорил в основном Мао, а Дэн смог вставить только пару реплик, правда, по существу238. Свой темперамент и блестящее умение полемизировать он, похоже, проявил только в последующие дни. По крайней мере, по словам переводчика Янь Минфу, Мао все же в какой-то момент сел в сторонку, предоставив Дэну атаковать Хрущева. И тот, «опираясь на факты, разоблачил стремление КПСС подорвать… суверенитет [Китая] и контролировать… [китайскую] партию»239.
Вообще этот визит был для нашего руководителя изматывающим. В один из дней Мао перенес переговоры в бассейн, где, казалось, можно было освежиться, но и это не принесло Хрущеву облегчения. Рассекая водную гладь, «великий кормчий» продемонстрировал гостю высокий класс, в то время как глава КПСС, плававший плохо, беспомощно барахтался
[59]. Даже по ночам Никита Сергеевич не мог расслабиться, так как на вилле, где он поселился, его одолевали москиты. «В Китае даже комары на вашей стороне», — сказал он по этому поводу Мао240. А перед отлетом домой, пытаясь «сохранить хорошую мину при плохой игре», натужно пошутил, указывая Мао Цзэдуну на Дэн Сяопина: «Этот ваш маленький больше всех меня напугал!»241 Похоже, коротышка Дэн напоминал ему одного из тех кровососов, которые, пронзительно пища, злобно кусали его душными пекинскими ночами
[60].
«Мы ему [Хрущеву] воткнули иголку в задницу», — сказал Председатель одному из членов своего окружения242. Он дал указание Дэну ознакомить первых секретарей провинциальных парткомов КПК с современным состоянием советско-китайских отношений243.
Впрочем, долго думать о Хрущеве ни он, ни Дэн не могли. К осени 1958 года «большой скачок» достиг апогея. В целях максимально эффективного разделения труда и мобилизации народных масс на строительство различных ирригационных объектов в деревнях и городах повсеместно создавались крупные кооперативы — «народные коммуны», объединявшие до десяти тысяч дворов и более. В них люди, воодушевленные перспективами скорого изобилия, не только работали, но и развивали коммунистические отношения. Ликвидировали заработную плату и приусадебные участки, переходили на принцип «от каждого по способностям, каждому по потребностям», обобществляли домашнюю живность и даже утварь и, стремясь к максимальной экономии рабочего времени, вместо домашних кухонь создавали общественные столовые, где вводили бесплатное питание. Мао эта инициатива понравилась. «И в деревне, и в городе — всюду социалистические порядки следует дополнять коммунистическими идеями», — объявил он244.
В полном восторге от «народных коммун» был и Дэн. «Народные коммуны обладают огромной и ценной силой, и крестьяне говорят, что они „не распадутся, даже если ударит гром“, — писал он. — В условиях нашей страны народные коммуны являются мощным орудием ускорения социалистического строительства деревни, а также лучшей формой общественной организации при переходе деревни в будущем от коллективной собственности к всенародной собственности, от социализма к коммунизму»245.
В августе 1958 года Мао показалось, что «продовольственная проблема уже решена», и он решил «как следует» заняться металлургией246. В стране началась эпидемия строительства кустарных домен. В них граждане от мала до велика стали варить металл из всего, что только имелось под руками: железного лома, дверных ручек, лопат, домашней утвари.
