В начале июня 1960 года накануне сессии Генерального совета Всемирной федерации профсоюзов (ВФП) в Пекине Дэн, снова выдвинутый Мао на авансцену борьбы с КПСС, на банкете в честь некоторых иностранных делегаций, в том числе советской, в течение более чем полутора часов подвергал «московских ревизионистов» яростной критике38. По иронии судьбы как раз в то время Хрущев на заседании Президиума ЦК КПСС поставил вопрос о том, чтобы «попросить [китайцев], м. б., приехать, обменяться мнением по ряду вопросов, затормозить ряд мер»39. Выступление Дэна перечеркнуло это намерение. И через три недели Хрущев дал китайцам ответ на III съезде Румынской коммунистической партии в Бухаресте. Во время выступления он напал на представителя китайской компартии Пэн Чжэня, начав кричать ему: «Если вам нужен Сталин, забирайте у нас его гроб! Мы пришлем вам его в специальном вагоне!»40 На том же съезде советские представители распространили 68-страничный документ, осуждающий внутреннюю и внешнюю политику Компартии Китая, после чего устроили его двухдневное обсуждение, на котором большинство делегаций (за исключением албанской, северокорейской и вьетнамской) выступило против китайцев.
Вернувшись в Москву, Хрущев злобно говорил соратникам: «Когда я гляжу на Мао Цзэдуна, я просто вижу Сталина. Точная копия»41. А 16 июля приказал отозвать из Китайской Народной Республики советских специалистов, затребовав назад всю техническую документацию, необходимую для возводившихся там с помощью СССР объектов. С 28 июля по 1 сентября на родину выехали 1390 советских инженеров и техников, ученых, конструкторов и других экспертов. Строительство более чем 250 крупных и средних промышленных предприятий КНР либо прекратилось полностью, либо приостановилось
[69].
Удар был точный и очень болезненный, особенно в тот, критический для экономики Китая, момент. В самом начале августа Чэнь И после консультаций с Мао и Чжоу принял посла СССР Червоненко и заявил, что решение отозвать всех советских специалистов — «большое событие, которое потрясет весь Китай». Тем не менее он дипломатично добавил, что «нельзя даже подумать, чтобы наши страны могли стать недружественными», и предупредил, что раскол между друзьями — дело серьезное42. С помощью вьетнамского вождя Хо Ши Мина, взявшего на себя посреднические функции, лидеры КПК и КПСС повели новые, заочные, переговоры и через некоторое время смогли сделать шаг навстречу друг другу. 15 августа 1960 года советская сторона пригласила китайскую обсудить двусторонние отношения «для того, чтобы ликвидировать разногласия и успешно провести в ноябре в Москве совещание братских партий». И Мао благосклонно принял это, решив вновь отправить в Москву Дэн Сяопина. Правда, от принципиальной борьбы отказываться не стал и 12 сентября дал распоряжение Дэну передать Червоненко ответ ЦК китайской компартии на 68-страничный документ, полученный в Бухаресте, — в два раза больший43. В нем, помимо прежнего обвинения в «приспособленчестве», содержались и новые: по поводу отзыва специалистов и вынесения разногласий с Компартией Китая на всеобщее обсуждение братских партий в Румынии. (Последнее было явно надуманным: ведь китайцы первые, устами Дэн Сяопина, публично атаковали «московских ревизионистов» за три недели до румынского съезда, накануне сессии Генсовета Всемирной федерации профсоюзов в Пекине.) В то же время для разрешения разногласий и достижения сплоченности Мао выдвинул пять предложений, суть которых сводилась к необходимости следовать «Московской декларации» 1957 года.
Шестнадцатого сентября Дэн во главе делегации из девяти человек вылетел в Москву. В группу, в частности, входили Пэн Чжэнь, Ян Шанкунь, Кан Шэн, Чэнь Бода и посол КНР в СССР Лю Сяо. Перед отлетом Дэн собрал делегацию для инструктажа. «Мы должны исходить из общей обстановки в мире, — сказал он, — охранять сплоченность международного коммунистического движения и советско-китайскую дружбу. Но в принципиальных вопросах нельзя отступать. Совершенно необходимо… разъяснять нашу позицию. Надо давать отпор ошибочным представлениям Хрущева, навязывающего свои взгляды о единой семье КПСС другим людям»44. Такова была позиция Мао Цзэдуна, и Дэн ее полностью разделял. Но к положительным результатам она привести не могла. Китайская миссия была обречена.
Делегация разместилась на советской партийно-правительственной даче в районе Ленинских гор, недалеко от посольства КНР. Всем, в том числе Дэну, здесь понравилось: место тихое, в лесу. Но делегаты тут только отдыхали, рабочие же заседания проводили в посольстве, поблизости от телефонов, связывавших их с Пекином и подальше от подслушивающих устройств, которыми, как они логично предполагали, была оборудована дача. С русскими встречались в Кремле, будучи настроены по-боевому. «У нас по всем вопросам есть позиция, так что не будем бояться и смело ринемся в бой!» — записал в своем дневнике Ян Шанкунь45.
В течение шести дней (с 17 по 22 сентября) китайцы пять раз встречались со все тем же Михаилом Андреевичем Сусловым и его товарищами (советская делегация состояла из десяти человек, включая членов Президиума ЦК КПСС Фрола Романовича Козлова и Отто Вильгельмовича Куусинена, кандидата в члены ЦК Петра Николаевича Поспелова, а также заведующих отделами Центрального комитета Бориса Николаевича Пономарева и Юрия Владимировича Андропова). Очевидец вспоминает: «В то время Дэн Сяопину было 56 лет, но выглядел он очень молодо. Небольшой ростом, но широкий в плечах, он был крепок телом и полон энергии»46. Дэн излагал претензии в соответствии с сентябрьским ответом на 68-страничный документ ЦК КПСС, Суслов же следовал линии своей партии. Так, Михаил Андреевич заявил, что советские специалисты выехали на родину только потому, что не могли работать в той атмосфере, которая была создана «большим скачком», а потому вину за их отъезд несут сами китайцы. Дэн отвечал, что к специалистам отношение было самое хорошее, и, в свою очередь, «совершенно спокойно, но жестко» атаковал: «Вы в одностороннем порядке аннулировали договоры. И чего в конце концов достигли? Не только нанесли огромный ущерб нашей национальной экономике, но и серьезно охладили чувства китайского народа. Вы не должны быть в этом вопросе близорукими, нужно придерживаться исторического подхода!»47
Во время речи Дэна все советские делегаты шумно выражали негодование, а «усатик» Пономарев (так за небольшие усы китайцы называли его между собой) несколько раз нервно стучал карандашом по столу. К чести Суслова, правда, надо сказать, что он в конце концов предложил прекратить полемику «без всяких условий», на что Дэн, не имевший на то указаний Мао, ответил: «Это можно. Прекратить несомненно можно, но есть одно условие: вы сначала должны признать, что ошибались. Ведь вы нас и так и сяк поносили, а мы вам ничего не отвечали, так разве это справедливо?»48
