Вначале все развивалось гладко. Штаб 20-го корпуса был окружен, подозреваемых взяли под стражу и стали допрашивать. Конечно же все они отрицали вину. Тогда Ли Шаоцзю приказал пытать их.
Показания, полученные от арестованных, превзошли все ожидания. Выяснилось, что «членами „союза АБ“» являлись многие командиры 20-го корпуса, а также весь (!) партком провинции Цзянси, весь (!) провинциальный комитет комсомола и все (!) руководители органов советской власти провинции. Ли был поражен. Казалось, раскрыт грандиозный заговор. Он немедленно отдал приказ арестовать всех делегатов назначенной на 8 декабря экстренной партийной конференции Цзянси, которая должна была проходить как раз в Футяне. Всего в бамбуковых клетках оказалось 120 человек. Вакханалия вступила в свою финальную стадию. Очевидец рассказывает: «Ли Шаоцзю громко кричал: „Вы должны знать, что середняк всегда может восстать. Вам остается только признаться… Партия несомненно даст вам возможность исправиться“… Последовали пытки с помощью керосина, тлеющих фитилей и т. п. С одной стороны, производились пытки, с другой — допрос. Собственно говоря, допроса, как такового, не велось. Просто производились пытки. Кроме того, спрашивали: „Признаете ли вы, что вы вступили в 'АБ-союз', когда вы вступили, какова организация, какова ее тактика, кто ее ответственные работники? Говорите всю правду“. Если же во время допроса и пыток не добивались признания, то пытки усиливались… Ногти у товарищей оказались сломанными, все тело обожжено… Только и слышались непрерывные вопли истязаемых… Все арестованные, как допрошенные, так и недопрошенные, содержались порознь, связанные по рукам и ногам. Стража окружала их, примкнув к заряженным винтовкам штыки. Едва раздавался голос, солдаты пускали в дело штыки. Арестованных кормили объедками… Увели на казнь 50 человек»28.
После этого Ли Шаоцзю отправился в соседний Дунгу, где продолжил чистку. Но тут ему не повезло. Среди арестованных в этом городе оказался один из политработников 20-го корпуса по имени Лю Ди. Каким-то образом ему удалось убедить садиста Ли Шаоцзю в том, что он невиновен, и тот, проявив гуманность, его отпустил. Вот уж действительно не делай того, что тебе несвойственно. Получив свободу, Лю Ди немедленно поднял восстание, арестовал Ли Шаоцзю и его людей, а 12 декабря во главе отряда из 400 человек атаковал Футянь. После боя, длившегося всю ночь и все утро, Лю Ди удалось захватить здание городской школы, где содержались арестованные, и освободить оставшихся в живых заключенных. На месте сражения остались тела более ста охранников.
Действия Лю Ди поддержали почти все солдаты и командиры 20-го корпуса — более трех тысяч человек. На экстренной конференции было принято решение уйти из Футяня в безопасный район — к западу от реки Ганьцзян. Тогда же были выдвинуты лозунги «Долой Мао Цзэдуна, убивающего, обманывающего и угнетающего рабочих и крестьян!», «Да здравствуют Чжу Дэ, Пэн Дэхуай и Хуан Гунлюэ!». (Последний был командиром 3-го корпуса Красной армии.) Поразительно, но кровопийцу Ли Шаоцзю и его подельников они отпустили — по-видимому, рассчитывая, что командование армии 1-го фронта расценит это как знак доброй воли.
А через несколько дней цзянсийские коммунисты проинформировали товарищей по партии о том, что случилось. Всю вину они, разумеется, возложили на Мао Цзэдуна, обвинив его в том, что он «разработал коварный план с тем, чтобы погубить товарищей по партии». Мао «становится стопроцентным правым
[55] оппортунистом и преступником в развернувшейся классовой борьбе, — уверяли они. — Мао Цзэдун стремится осуществить свои правооппортунистические цели, свои дезертирские идеи и другие грязные и бесстыдные цели… Мао Цзэдун издавна был против ЦК… Желая сохранить свое положение, [он] замышлял физически уничтожить руководящие кадры партии и союза молодежи провинции Цзянси и создать партию, носящую исключительно окраску маоцзэдуновской группировки с тем, чтобы использовать ее в качестве орудия для борьбы против ЦК»29. О том же, по существу, написал в ЦК и Лю Ди: «Мао Цзэдун никогда для меня не был большим авторитетом… Я всегда считал, что он не может до конца руководить нами, а Ли [Шаоцзю] всегда являлся грязным и подлым человеком»30.
Для Мао же все случившееся в Дунгу и Футяне означало одно: контрреволюционный мятеж. Точно так же расценили события и полностью поддержавшие своего партийного лидера Чжу Дэ, Пэн Дэхуай и Хуан Гунлюэ. Но последнее слово должны были сказать вожди ЦК и представители Коминтерна. И Мао конечно же не замедлил их проинформировать. В январе 1931 года он послал руководителям партии свое письмо-воззвание: «Их [мятежников] заговор имел своей целью прежде всего вовлечь Чжу [Дэ], Пэн [Дэхуая] и Хуан [Гунлюэ] в борьбу за свержение Мао Цзэдуна. Иными словами, они [повстанцы] хотели вначале свергнуть одного человека, а потом скинуть и остальных, одного за другим. Товарищи! В этот критический момент классовой борьбы Чан Кайши громко кричит: „Долой Мао Цзэдуна!“ Этот лозунг доносится до нас извне. Но тот же клич — „Долой Мао Цзэдуна!“ — слышим мы и от членов союза АБ и ликвидаторов, находящихся внутри революционных рядов. Как же искусно перекликаются их голоса!»31
Это послание привезла в Шанхай специальная делегация коммунистов юго-восточной Хунани, вставших в этом конфликте на сторону Мао. Возглавлял ее известный нам Лю Шици, глава армейского комитета 6-го корпуса. К письму была приложена копия некоей «записки Мао Цзэдуна от 10 декабря 1930 года к заведующему секретариатом фронтового комитета 4-го корпуса Гу Бо», очень близкому к Мао человеку. Эту записку передал делегации сам Мао в знак доказательства провокационной деятельности антикоммунистов. По его словам, она была сфабрикована «союзом АБ». В ней, в частности, говорилось: «Тов. Гу Бо!.. Ты в течение трех дней кончай свои дела на юго-западе Цзянси… При допросе Дуаня, Ли и Вана [арестованные цзянсийские коммунисты] и других работников среднего звена необходимо обратить особое внимание на то, чтобы заставить их заявить, что Чжу [Дэ], Пэн [Дэхуай], Хуан [Гунлюэ] и Тэн [Дайюань]
[56] есть важнейшие преступники из [союза] АБ в Красной армии и что они уже вели переговоры с некими белыми армиями. Все показания о их преступлениях немедленно отправить мне для того, чтобы своевременно их арестовать и уничтожить и побыстрее выполнить наш план. Настоящее письмо надо сохранить в строгом секрете»32.
Действительно ли члены «союза АБ» состряпали эту записку или же сам Мао выдумал такой трюк для того, чтобы показать, в каких тяжелых условиях приходится ему работать, неизвестно. Но записка и прочие документы, привезенные в Шанхай хунаньскими коммунистами (письмо-воззвание Мао, манифест Чжу Дэ, Пэн Дэхуая и Хуан Гунлюэ в его поддержку и их же обращение к красноармейцам 20-го корпуса), а также — в немалой степени — ценности на 50–60 (а по другим данным, даже на 100) тысяч мексиканских долларов, посланные с делегацией в ЦК Мао Цзэдуном, сделали свое дело. Рассматривая «футяньский вопрос» в середине февраля 1931 года, Политбюро ЦК и Павел Миф однозначно встали на сторону Мао Цзэдуна33. Через месяц по этому поводу были приняты постановления Дальбюро ИККИ и Политбюро ЦК КПК34. «В Цзянси была АБ туань, она состряпала много фальшивок с целью обострить еще больше отношения между т. Мао Цзэдуном и Чжу Дэ, — вспоминал десять лет спустя Чжоу Эньлай, комментируя, в частности, „записку Мао“. — Этот документ прислал в ЦК в Шанхай сам т. Мао Цзэдун и сообщил, что АБ туань провоцирует. ЦК КПК передал представителю ИККИ целую пачку такого рода документов, и этот документ один из них. Миф был в курсе футяньских событий»35.
