Непосредственно расхлебывать «Футяньский инцидент» пришлось вначале Сян Ину, члену Политбюро ЦК, выехавшему в советский район еще до этих событий, в октябре 1930 года. Он был послан сменить Мао на посту исполняющего обязанности секретаря Бюро ЦК советских районов. (Глава Бюро Чжоу Эньлай по-прежнему оставался в Шанхае, так как Миф и другие работники Дальбюро считали, что он «просто незаменим для преобразования работы и партии»36.) Сян Ин прибыл к Мао только 10 января 1931 года и наряду с постом и. о. секретаря занял и другую ключевую позицию: 15 января он вступил в должность председателя Центрального Реввоенсовета (Чжу и Мао стали его заместителями, а Мао вскоре получил и еще одну, очень важную, должность — возглавил вновь образованное Главное политическое управление ЦРВС).
Едва ознакомившись с делом, новый начальник объявил всем заинтересованным лицам, что имела место беспринципная склока, а потому наказание должны понести обе стороны. «Инцидент надо решить мирным путем»37, — настаивал он.
Вывод Сян Ина, естественно, не мог удовлетворить Мао. Остались им недовольны и командиры армии 1-го фронта. Тридцатидвухлетнему рабочему-текстильщику Сян Ину (другое имя — Сян Дэлун) вообще было крайне трудно завоевать авторитет в войсках 1-го фронта. Всю жизнь, с 1920 года, этот уроженец Учана занимался профсоюзным и городским молодежным движением, связи с деревней и армией не имел, а потому в военном и крестьянском вопросах разбирался плохо. К счастью для Мао, в начале апреля 1931 года в Центральный советский район прибыли новые представители ЦК — член Политбюро Жэнь Биши и ученик Мифа Ван Цзясян (Коммунар), которых Чжоу Эньлай послал к Мао «для исправления положения»38. Оба этих деятеля, являвшиеся наряду с Чжоу Эньлаем, Чжан Готао и Шэнь Цзэминем (Гудковым) членами специальной комиссии по «Футяньскому инциденту», вошли наряду с Сян Ином и Мао Цзэдуном во вновь образованный Постоянный комитет Бюро ЦК советских районов. Они решительно осудили «мятежников». А вскоре в советский район пришло решение Политбюро о футяньских событиях.
Мао вновь оказался победителем: 16 апреля расширенное совещание Бюро приняло полностью удовлетворявшее его решение39. Спорам вокруг «Футяньского инцидента» был положен конец. После этого, в мае 1931 года, Сян Ин уступил Мао место исполняющего обязанности секретаря Бюро, а в конце июня передал ему и пост председателя ЦРВС40.
Чистки были продолжены, но теперь уже целенаправленно выявляли и ликвидировали организаторов и участников «антисоветского мятежа». В результате к весне 1932 года «более 90 процентов партийных кадров юго-западной Цзянси были убиты, брошены в тюрьмы или сняты с работы»41. Не избежал страшной участи и Лю Ди. В апреле 1931 года суд военного трибунала под председательством Чжу Дэ приговорил его к смертной казни, после чего его обезглавили.
Что же касается Ли Шаоцзю, то он конечно же вышел сухим из воды. В январе 1932 года Бюро ЦК советских районов под руководством уже Чжоу Эньлая, обвинив его в «перегибах», сочло возможным ограничиться лишь партийным взысканием. Ли перевели на низовую работу, поставив его под контроль партии на шесть месяцев. В июне того же года он уже вновь был на командной должности в войсках 1-го фронта, а в октябре — переброшен на работу в один из советских районов западной Фуцзяни. Там, в стране хакка, он и погиб, «героически сложив голову» в борьбе против гоминьдановской армии42.
Вышестоящие инстанции не могли простить Лю Ди и другим мятежникам главного — того, что они раскололи силы Красной армии в момент смертельной опасности, нависшей над советским районом в Цзянси. Именно поэтому их и осудили. Между тем борьба армии 1-го фронта против карательного похода Чан Кайши увенчалась успехом. Тактика Мао и Чжу Дэ, апробированная еще в Цзингане и Цзянси-Фуцзяньском районе («враг наступает — мы отступаем; враг остановился — мы тревожим; враг утомился — мы бьем; враг отступает — мы преследуем»), доказала свою эффективность и в новых условиях. Победа была впечатляющей: армия 1-го фронта уничтожила более 15 тысяч солдат и офицеров противника, захватила большое количество пленных, свыше десятка тысяч винтовок и даже один радиопередатчик, с которым, правда, никто не умел обращаться. В плен попал даже один командир дивизии по имени Чжан Хуэйцзань. Ему отрубили голову, которую затем прикрепили к доске и пустили вниз по реке Хэнцзян, притоку Ганьцзяна. Расчет был на то, что голова в конце концов приплывет в Наньчан — прямо в руки находившемуся там Чан Кайши43.
Празднуя победу, Мао не мог удержаться, чтобы не излить свою радость в новых стихах:
Деревья заиндевели, а небо горит пожаром,
Небесные воины гневом взрывают небесный свод.
Темнеют Лунганские горы
[57], окутанные туманом,
И все мы кричим что есть мочи:
«В плен взят впереди Чжан Хуэйцзань!»44
Вслед за первым карательным походом войскам армии 1-го фронта удалось также успешно отразить и два последующих, организованных Чан Кайши соответственно в апреле — мае и июле — сентябре 1931 года. Известия о победах «коммунистических бандитов» вселяли ужас в добропорядочных граждан, но нанкинское правительство ничего не могло поделать. Чан Кайши бросал против «террористов» лучшие силы. Второй поход возглавлял лично министр обороны, генерал Хэ Инцинь. А третий — сам Чан. И все безрезультатно. Жестокая затяжная война, за которую ратовал Мао, становилась реальностью.
В то же время среди враждебного населения юго-западной Цзянси социально-экономическая политика Мао Цзэдуна терпела поражение. Вслед за цзинганским его новый опыт общения с трудовым крестьянством в равной мере оборачивался катастрофой. Может быть, сбывалось дурное предзнаменование, на которое обратили внимание солдаты 1-го корпуса перед тем, как уйти из Цзингана? Не зря же, в самом деле, под Мао и Чжу Дэ за несколько дней до выхода из этого района проломилась трибуна?
Как бы то ни было, но еще в ходе борьбы против карательного похода, до событий в Футяни, Мао высказал предложение бросить цзянсийскую базу и уйти на юго-восток, в направлении Фуцзяни (то есть в «страну хакка»). Но в то время этот план не прошел: против него выступил ряд командиров 3-й армейской группы Пэн Дэхуая. Ситуация начала меняться в конце января. На этот раз сам ЦК порекомендовал Мао спуститься «несколько на юг»45. Однако теперь уже Мао не мог принять этот план. До разрешения «Футяньского инцидента» его отступление означало бы капитуляцию перед «зарвавшимися» цзянсийцами. И только когда Мао узнал о том, что Политбюро ЦК решает конфликт в его пользу, он вздохнул с облегчением. Можно было перебазировать свою штаб-квартиру к границам Фуцзяни. Не тогда ли красноармейцы сложили про него веселую песню:
Комиссар нас ведет за зерном —
Будь уверен, все будет как надо.
Все равно мы врага разобьем
И прорвемся сквозь все преграды!46
Инцидент с цзянсийскими бэньди и их коммунистами показал: Мао может рассчитывать на победу только в классово близкой среде, более того — в благожелательном этнонациональном окружении. «Страна хакка» в обоих отношениях была идеальным местом. В конце марта, как раз перед вторым карательным походом Чан Кайши, Мао, Чжу Дэ и Сян Ин переехали, наконец, на юго-восток Цзянси. Здесь они вначале обосновались в деревне с поэтическим названием Цинтан (Лазурный пруд). Расположенная в глубокой долине, деревня занимала выгодное стратегическое положение. Врагу подобраться к ней было трудно: со всех сторон ее окружали крутые горы, поросшие густым субтропическим лесом. Во время отражения второго похода Мао Цзэдуну и Чжу Дэ, правда, пришлось покинуть ее. Несколько раз они меняли места штаб-квартиры, руководя войсками, а после разгрома третьего похода, в самом конце сентября, остановились, наконец, в деревне Епин, в десяти ли к северу от города Жуйцзинь, одного из узловых торговых центров «страны хакка».
