Мао имел все основания быть спокойным и веселым. Потеря Ваяобао ничего не меняла в стратегическом отношении. Красная армия неуклонно росла и составляла уже 25 тысяч бойцов. Постепенно складывался и антияпонский фронт. Игра с Чжан Сюэляном продолжалась настолько успешно, что лидеры коммунистов стали даже подумывать о тайном приеме Молодого маршала в КПК. (Тот сам выразил желание стать коммунистом214.) В конце июня — начале июля 1936 года удалось даже наладить радиосообщение с Москвой, и в первой же телеграмме Мао Цзэдун попросил Сталина увеличить помощь компартии до двух миллионов мексиканских долларов в месяц. Он выражал также надежду, что Москва пришлет самолеты, тяжелую артиллерию, снаряды, пехотные винтовки, зенитные пулеметы и понтоны. Одновременно доносил и об «оппортунистических ошибках» Чжан Готао215.
Помощь он скоро получит: Сталин пошлет ему два миллиона рублей, а через несколько месяцев — еще 500 тысяч американских долларов и 1166 тонн горючего, боеприпасы и прочие стратегические товары216. А до того, 15 августа, направит директиву от имени Секретариата ИККИ, в которой «в основном» одобрит его политику.
Телеграмма от 15 августа, правда, предлагала расширить масштабы единого фронта. Сталин посоветовал Мао изменить его негативное отношение к самому Чан Кайши, взяв «курс на прекращение военных действий» между Красной армией и армией Гоминьдана в целом, а не только с Чжан Сюэляном, которого, кстати, запретил принимать в партию. «Мы думаем, что неправильно ставить Чан Кайши на одну доску с японскими захватчиками, — указал он, — …ибо главным врагом китайского народа является японский империализм, борьбе с которым на данном этапе должно быть подчинено все»217. Позиция кремлевского лидера объяснялась просто. Начиная с 1934 года Сталин регулярно получал информацию по каналам Иностранного отдела ОГПУ и военной разведки о более чем вероятном нападении Японии на СССР. Еще летом 1934-го завербованный ОГПУ мексиканский консул в Шанхае Морисио Фреско сообщил советскому резиденту, что, «по данным из итальянских кругов, Чан Кайши получил известия о том, что Япония начнет войну с СССР через один-два месяца»218. Сообщение мексиканца не подтвердилось, но напряженность на дальневосточных границах СССР не ослабла.
Мао, разумеется, ничего о секретных донесениях советской разведки не знал, но на всякий случай возражать Сталину не стал. И через десять дней послушно направил письмо ЦИК Гоминьдана с предложением прекратить гражданскую войну и начать переговоры219. «Суть нашей политики — единение с Чан Кайши для сопротивления Японии», — объявил он вслед за этим китайским коммунистам220.
Но далеко не все в Китае зависело от коммунистов. Главным игроком на политической сцене оставался Чан Кайши. А он, судя по донесениям советского посла в Китае Дмитрия Васильевича Богомолова, мог решиться на союз с коммунистами «только накануне войны с Японией и в связи с соглашением с Советским Союзом»221. Пока же Чан разворачивал подготовку нового, шестого, похода против коммунистов. И в этой кампании ему нужен был успех, как никогда: поход должен был укрепить его авторитет как общенационального лидера накануне неизбежного крупномасштабного столкновения с Японией.
Чан Кайши знал о сепаратных переговорах между Чжан Сюэляном и коммунистами. И, разумеется, не одобрял их. Много раз предостерегал он Молодого маршала: компартии нельзя доверять. Но все было тщетно. И тогда, в начале декабря 1936 года, Чан решил встретиться с Чжаном для «крупного разговора». Когда-то, после убийства отца, Молодой маршал относился к нему как к «старшему брату». Чан Кайши помнил это и был уверен, что сможет образумить заблудшего молодого человека. 4 декабря 1936 года на небольшом, напоминающем «кукурузник», самолете он вылетел из Лояна (провинция Хэнань), где находился его полевой командный пункт, в Сиань на встречу с Чжан Сюэляном. Остановился он в окрестностях Сиани, в старинной резиденции танского императора Сюаньцзуна (Ли Лунцзи), расположенной в окруженном со всех сторон живописными холмами местечке Хуацинчи, славившемся своими горячими минеральными источниками. Когда-то здесь любила принимать ванны обворожительная и властолюбивая наложница императора Ян Гуйфэй, знаменитая китайская famme fatale, безрассудная связь с которой стоила Сюаньцзуну престола. Тогда, в 755 году, против императора восстала армия во главе с решительным и дерзким Ань Лушанем. Император и наложница бежали на юг, в Сычуань. Но от них явно отвернулась удача: на одном из крутых перевалов в горах против Сюаньцзуна взбунтовались солдаты его личной гвардии. Во всех свалившихся на династию бедах они обвинили беззащитную Ян Гуйфэй. Солдаты задушили ее и сбросили бездыханное тело в горную пропасть. Сюаньцзун вынужден был отречься от престола. Поистине несчастливое место выбрал Чан Кайши для своей резиденции!
Он расположился в одноэтажном довольно мрачном павильоне Уцзяньтин (Пятикомнатный павильон), в юго-восточном крыле паркового комплекса. Именно здесь он встретился с Чжан Сюэляном, которого сопровождал командующий 17-й полевой армией генерал Ян Хучэн, единомышленник Молодого маршала. Чжан Сюэлян настаивал на необходимости объединиться с коммунистами в борьбе против японцев. Чан возражал, доказывая, что именно уничтожение КПК является залогом успешного сопротивления внешней агрессии. Переговоры проходили трудно и вскоре зашли в тупик. Казалось, сама атмосфера неуютного павильона, обставленного спартанской мебелью, не способствовала их успеху.
9 декабря, в среду, ситуация вокруг переговоров обострилась. В ответ на выступление японского военного министра 8 декабря с новыми угрозами в адрес Китая более десяти тысяч студентов Сиани организовали демонстрацию. Она совпала с первой годовщиной общенационального антияпонского движения 9 декабря 1935 года. Студенты потребовали остановить гражданскую войну и объединить все силы против Японии. По дороге из Сиани в уездный городок Линьтун, расположенный неподалеку от резиденции Чан Кайши, их встретили полицейские, открывшие огонь. Двое студентов были ранены. По воле случая они оказались детьми одного из офицеров Северо-Восточной армии222.
И тут Чжан Сюэлян не выдержал. Попытавшись оказать давление на Чан Кайши, он за два часа до полуночи, 11 декабря, отдал приказ высшим офицерам Северо-Восточной армии арестовать его. В 5 часов утра 12 декабря отряд из двухсот человек во главе с начальником личной охраны Чжан Сюэляна, двадцатишестилетним капитаном Сунь Минцзю, атаковал резиденцию Чан Кайши. Услышавший перестрелку Чан выскочил из окна своей спальни и скрылся в занесенных снегом окрестных холмах, в узкой расщелине. Нашли его только часа через два, босого, в наброшенном поверх ночной рубашки халате. Он сильно дрожал от холода и вначале не мог вымолвить ни слова: в спешке он забыл свою вставную челюсть. Капитан приветствовал Чан Кайши в соответствии с воинским уставом. Тогда Чан наконец с трудом вымолвил:
— Если вы мои друзья, застрелите меня и покончите со всем этим.
— Мы не будем стрелять, — ответил Сунь. — Мы только просим вас возглавить нашу страну в борьбе с Японией. Тогда мы будем первыми, кто зааплодирует нашему генералиссимусу.
(Чан Кайши являлся генералиссимусом вооруженных сил Китая с 1928 года.)
