Впервые сформулировав этот принцип (строить социализм «больше, лучше и быстрее», чем в СССР), Мао, правда, не придал ему тогда значения новой генеральной линии. Он все еще полагал приемлемой советскую модель, выступая лишь за ее ускоренную реализацию. Он с раздражением заметил своему лечащему врачу
[109]: «Когда я говорю „учиться у Советского Союза“, это ведь не значит, что мы должны учиться у него и тому, как какать и писать, не правда ли?»104 Хрущев просил его не ускорять темпы кооперации, но он не стал его слушать105.
В новой политической атмосфере, когда Советский Союз продолжал подчеркивать равенство в отношениях между двумя странами, Мао чувствовал себя все более независимым. Он с оптимизмом рассуждал о мощном подъеме кооперативного движения. Его обращение напрямую к местным партийным руководителям нашло у них отклик, оно льстило их самолюбию.
Совещание имело огромное значение. Впервые в истории партии Мао обратился к местным кадрам через голову Политбюро, открыто выразив несогласие с решением последнего. Он будет возвращаться к этой практике много раз.
Также впервые он публично признал наличие разногласий в партийном руководстве. Его маневр в целом удался, однако разговоры о разногласиях продемонстрировали, что сама возможность не соглашаться с вождем была реальностью. Как бы то ни было, но, получив ожидаемую им поддержку «снизу», Председатель мог теперь заставить партийное руководство принять его программу ускоренной сталинизации. В октябре 1955 года в Пекине он созвал 6-й расширенный пленум ЦК, чтобы получить официальную поддержку своему политическому курсу. Характерно, что количество приглашенных на пленум партработников среднего и низшего рангов примерно в десять раз превосходило число членов Центрального комитета. Это соотношение служило для Мао гарантией того, что пленум примет нужные для него решения. И пленум действительно полностью поддержал его программу форсирования социалистических преобразований. «Перед лицом неуклонного подъема движения за кооперирование в деревне, — говорилось в принятом пленумом решении, — задача партии заключается в том, чтобы смело и в плановом порядке двинуть это дело вперед, а не топтаться на месте… Цель… рабочего класса состоит в том, чтобы… повести крестьян по пути социалистической революции… Между тем некоторые наши товарищи в крестьянском вопросе по-прежнему придерживаются старых взглядов, не замечают острой борьбы двух путей развития в деревне, не видят активности большинства крестьян, желающих идти по социалистическому пути. Они… считают, что в вопросе развития кооперирования в сельском хозяйстве необходимо придерживаться исключительно медленных темпов. Они не понимают, что это может привести к отказу от активного руководства партией движением за кооперирование в сельском хозяйстве и к попустительству свободному развитию капитализма в деревне, а в конечном итоге — к подрыву союза рабочих и крестьян. Утрате рабочим классом своей руководящей роли по отношению к крестьянству и, следовательно, — к поражению дела социализма в нашей стране»106.
Все это звучало очень серьезно. Дэн Цзыхуэй, Бо Ибо и Ли Фучунь выступили с «самокритикой». Безоговорочную поддержку Мао оказал Чжоу Эньлай107. Но Председатель долго не мог успокоиться. «Дэн Цзыхуэй был с нами в годы демократической революции. Однако после освобождения выбрал иной путь, — ворчал он. — Он как девица на маленьких ножках. Идет, покачиваясь, то на восток, то на запад»108. И лишь через какое-то время, оглядываясь назад, удовлетворенно заметил: «1955 год является годом, когда в основном была одержана победа в одной из областей производственных отношений — в области собственности»109.
После пленума Мао Цзэдун развернул бурную пропагандистскую кампанию, стремясь увлечь за собой партию. Эта кампания оказалась достаточно эффективной: рядовые коммунисты активно включились в борьбу за реализацию утопических планов своего вождя.
Да, они верили Мао, преклонялись перед ним, боготворили его. А как же иначе? Ведь такова была партийная этика. Вождистская партия не могла существовать без культа. Мао олицетворял для них новый Китай, генеральную линию на строительство социалистического общества, светлого будущего всеобщего равенства и изобилия. Он был их мечтой! Понятно поэтому, что для большинства простых коммунистов участие в сплошной коллективизации стало делом чести.
К началу 1956 года Мао Цзэдуну и его сторонникам удалось резко форсировать темпы кооперирования, которое вступило в новый этап — ускоренной коллективизации. Теперь уже планировалось в основном завершить коллективизацию в первой половине 1956 года. Местные партийные кадры искусно использовали эгалитарные настроения бедных крестьян, которые составляли большинство владельцев мелких хозяйств. Коммунисты все еще пользовались авторитетом в этой среде, и массы бедняков поддерживали их с величайшим энтузиазмом, надеясь, что политика КПК вновь, как и в ходе аграрной реформы, принесет им выгоду. В то же время, используя сталинский опыт, китайское правительство не останавливалось и перед дальнейшим использованием репрессивных методов. В 1956 году оно насильственно прикрепило крестьян к земле. Любые перемещения сельских жителей вне их непосредственных кооперативов были запрещены110. Отныне для поездки даже в соседний город или в близлежащий кооператив крестьянину требовалось разрешение деревенских властей.
В итоге аграрный социализм восторжествовал. К июню 1956 года в производственные кооперативы вступили 110 миллионов крестьянских хозяйств (или около 92 процентов), причем 63 миллиона из них стали членами кооперативов высшего типа («социалистических»). Этот процесс продолжался и во второй половине года, охватив производственным кооперированием практически все крестьянство. Одновременно шел процесс укрупнения, слияния мелких кооперативов и преобразования кооперативов низшего типа в кооперативы высшего типа. К концу 1956 года было создано 756 тысяч производственных кооперативов, охвативших более 96 процентов всех крестьянских хозяйств страны, причем в кооперативы высшего типа было объединено около 88 процентов дворов111.
Это была, безусловно, огромная политическая победа Мао Цзэдуна, но далась она ему большой ценой. В период острой борьбы в КПК, особенно в конце 1955 года, Мао почти совсем потерял сон. Он и раньше страдал от периодической бессонницы и неврозов, а в то время просто не мог сомкнуть глаз по нескольку суток. «Периоды без сна становились все длиннее и длиннее, — пишет его лечащий врач. — Он мог бодрствовать двадцать четыре и даже тридцать шесть и сорок восемь часов. Затем отключался на десять или двенадцать часов беспрерывного сна». Мао в немыслимых дозах принимал снотворное (барбитураты), но оно не помогало. Он страшно уставал, его шатало из стороны в сторону, нестерпимо мучил кожный зуд, донимали головокружения. Но врач был бессилен помочь ему: «Его бессонница была следствием политической баталии»112.
