Амели рассмеялась, и вокруг ее глаз образовались веселые морщинки.
— Да, среди обитателей l'au-dela очень мало богатых людей. Только самых старых бессмертных можно назвать богачами, и то только потому, что они копили сокровища веками.
— О! — Это навело меня на некоторые интересные мысли. — Возможно, я совершенно не с того конца подошла к расследованию этой тайны. Может быть, вместо того, чтобы заставлять Дрейка говорить, кто это сделал, мне следовало расследовать убийство так, как это делают детективы… Ну ладно. Я-то не детектив. Это облегчает мне жизнь. Хотя не могу сказать, что выжать из Дрейка хоть слово было легко.
— Думаю, если бы он не захотел ничего говорить, эта задача была бы для вас вообще невыполнима, — возразила Амели, не спрашивая, о чем я.
Я слабо улыбнулась:
— Дрейк тоже замешан в убийстве мадам Довиль. По крайней мере, я так думаю. Он отказывается говорить, что делал в ее квартире, что там видел и что ему известно. Он меня чертовски раздражает!
Амели снова рассмеялась, поднялась и босиком прошла к прекрасной антикварной витрине из розового дерева, со стеклянной крышкой, стоявшей рядом с кассой. Открыв витрину, она вытащила какой-то маленький зеленый предмет на золотой цепочке:
— Мне кажется, эта вещь принесет вам больше пользы, чем мне денег от ее продажи.
Я взглянула на зеленого нефритового дракончика. Длиной он был около семи сантиметров и, судя по стилю, был сделан где-то на Востоке; хвост, обвившийся вокруг тела, образовывал восьмерку. На фоне темного нефрита ярко блестели вкрапления золота на голове, туловище и кончике хвоста.
— Что это?
— Это талисман. Его происхождение неясно, но считаю, что он был создан кланом драконов, скорее всего зелеными драконами.
— Какой красивый, — прошептала я, и мне ужасно захотелось прикоснуться к изящной фигурке. У меня буквально руки зачесались.
— Согласна. Мне кажется, что он вам пригодится, если вспомнить, в каком затруднительном положении вы сейчас находитесь.
Я поддалась искушению и провела кончиком пальца по волнистой спине дракона. Он был теплым, а не холодным, каким обычно бывает камень.
— Это очень дорогая вещь, я не могу ее принять, Амели, но я очень ценю вашу щедрость.
— Я не так легко раздаю подарки, — возразила Амели, вкладывая в мою ладонь нефритового дракона. — Но мне кажется, что на этот раз я поступаю правильно.
— Но он такой ценный, а у меня мало денег…
— Я дарю вам его от чистого сердца, и если вы откажетесь, то сильно меня обидите, — быстро произнесла Амели.
Я взглянула на зеленого дракона. Он показался мне… живым, как будто в нем была заключена некая энергия. Казалось, он слегка вибрировал в моей ладони.
— Спасибо вам, — сказала я самым любезным тоном, на который была способна, надевая цепочку на шею.
Талисман скользнул мне на грудь, я ощутила его тепло, и его тяжесть странным образом успокоила меня. Амели одобрительно кивнула:
— О чем вы хотели со мной посоветоваться?
Я провела пальцем по змеиному хвосту дракона и подняла глаза:
— Что? Ах! Ну, я подумала, что вам, возможно, известно, какие слабые места бывают у драконов. Ахиллесова пята, так сказать. Чем я могу воспользоваться, чтобы заставить Дрейка побольше рассказать об убийстве мадам Довиль.
На лице хозяйки магазина появилось задумчивое выражение.
— Нет никакой ахиллесовой пяты? — вздохнула я.
— По крайней мере, я ничего такого не знаю. Единственный, кто может заставить виверна сделать то, что ему очень не хочется делать… — Она смолкла.
Я вздохнула и взяла чашку с кофе.
— Можете не продолжать: единственный, кто имеет власть над Дрейком, — это Венецианец.
Она бессильно развела руками:
— Только он.
— Прекрасно. И теперь мне придется ползти к нему на брюхе, чтобы извиниться, и одновременно просить о помощи, которая обойдется мне в астрономичес сумму, если Офелия и Пердита говорили правду. И как раз в тот момент, когда он чертовски разозлился и заказал меня.
— Заказал — как это? Я отмахнулась от этого вопроса, встала с табуретки и взяла свою сумку и поводок Джима.
— Не важно. Думаю, если мне придется идти и пресмыкаться перед ним, то лучше сделать это без моего маленького пушистого друга. Сначала надо вернуться в отель и прочитать, как проводить ритуал освобождения демона.
Джим все это время лизал уши Сесиль, так что они уже были покрыты пузырьками собачьей слюны. Он нахмурился, когда я многозначительно помахала поводком, но сделал над собой усилие и оторвался от собаки.
— Что, пора обедать? — с надеждой в голосе спросил он.
— Нет, пора возвращаться в отель и отправлять тебя обратно в твой огненный дом.
Джим уселся на пол и как-то странно посмотрел на меня:
— Ты не можешь отправить меня обратно. Я же тебе сказал, что ты теперь моя хозяйка.
Я прицепила поводок к ошейнику.
— Знаю-знаю. Я твоя хозяйка, потому что вызвала тебя, но ты принадлежишь Амаймону и скоро к нему вернешься.
— Обалдеть, ну как тебе еще объяснить, семафорной азбукой, что ли? Повторяю в двадцатый раз — Амаймон меня выгнал.
Амели издала странный, напряженный вздох, и тут у меня появилось предчувствие, что в моей жизни случилось нечто очень, очень неприятное.
— Ты говорил, что Амаймон выпер тебя из своего легиона, но скоро собирается взять обратно, — медленно, угрожающе произнесла я.
Джим скорчил рожу:
— Ну да, только не успел я к нему вернуться, как ты меня вызвала. Ты привязала меня к себе. Это значит, что я теперь принадлежу тебе.
Предчувствие переросло в ужас, захлестнувший меня с головой.
— Что?!
Джим издевательски ухмыльнулся; клянусь, он мне ухмыльнулся.
— Мы с тобой теперь принадлежим друг другу, детка.
— Он же не может этого сделать, правда? — в отчаянии обратилась я к Амели. — Он не может отказаться вернуться обратно? Мне нужно просто провести ритуал, и он исчезнет, да?
Она покачала головой:
— Каждый демон должен принадлежать какому-нибудь повелителю — такова их природа. Если вы призвали демона, выгнанного прежним хозяином, он становится вашим демоном. Если вы, конечно, отдали ему соответствующий приказ.
У меня зародилась безумная надежда. Я посмотрела на Джима.
— По-твоему, слова «Меня зовут Эшлинг. Я твоя повелительница» не считаются?
Сердце мое последовало примеру желудка — превратилось в свинцовый комочек и немедленно ушло в пятки. — О боже! Это значит… Это значит, что я теперь…
