— Принципы — это прекрасно! — сказал Виталий Лазаревич. — Но я ведь на них и не покушаюсь… Вот взгляните!
— У вас наверняка есть родственники, — сказала я. — Будет куда лучше, если эти драгоценности останутся в семье.
— Где они, эти родственники? Вы их видите? — возмущался Витман, переворачиваясь на живот. — Они заняты тем, что делят мои деньги, хотя я еще, как вы можете заметить, жив! Не беспокойтесь о моих родственниках, Наденька, они и сами о себе побеспокоятся…
Я вколола шприц и медленно вводила лекарство.
— Лучше попросите унести эти драгоценности — здесь не место для таких вещей, а я их все равно не возьму!
— Пока живу — надеюсь! — глухо прошамкал он в подушку. — Надежды, как вы, вероятно, слышали, юношей питают, отраду старцам придают! Вы заметили, Наденька, игру слов? — всклокоченная голова повернулась, и хитрый глаз уставился на меня.
Я кивнула. Заметила, старец.
Он перевернулся и в последний раз, соблазняя, помахал в воздухе украшением. Даже неяркий осенний свет, проникавший сейчас в палату, заставлял камешки переливаться так, что дух захватывало.
Я вышла и глубоко вздохнула. Искушение Надежды Шараповой! Неужели есть такие, что согласились бы на подобное предложение? Наверняка… Игорю я решила ничего не говорить — в конце концов, старик не хотел ничего дурного. И на Томилина тоже решила не жаловаться, бог с ним.
Что касается Варламова, то он в самом деле не стал идти на конфликт. Ему, на всякий случай, рассказали про какое-то строгое взыскание и штраф, которым я якобы подверглась. Кажется, он был не очень доволен. А чего он еще хотел, интересно, чтобы меня четвертовали?
Как-то днем, после обеда, мы столкнулись в коридоре — Гена вез его в кресле, рядом грузно топала жена. Супружеская чета направлялась в часовню при больнице.
Вид у несостоявшегося героя-любовника был грустный. Пластырь на руке прикрывал боевое ранение, жене наплели про следы от капельницы, чтобы она ничего не заподозрила. Увидев меня, Варламов состроил гримасу.
— Упырь! — коротко охарактеризовала его Даша, когда процессия скрылась за поворотом. — Как он в церковь входит и не боится, просто не понимаю. Ты бы знала, как он меня достал… Кошмарнее пациента в жизни не видала!
МОЙ ДОМ — МОЯ КРЕПОСТЬ
Дни шли обычным чередом. После работы я отправлялась к себе, чтобы выгулять Макса, потом подъезжал, освободившись, Меркулов. Мы отправлялись в ресторан или сразу к нему, купив что-нибудь на ужин по дороге.
В субботу наши выходные совпали. Я предвкушала совместный променад и развлечения, но у Меркулова, как оказалось, в планах было другое. А именно — деловая поездка за город.
— Считай, что это твой первый выход в свет, — сказал он.
Я растерялась. Выход в свет — это прекрасно, но туда обычно выходят в соответствующем наряде, какого у меня не имелось. Единственно достойная вещь в моем гардеробе — любимое серое пальто, но в гостях придется его снять… Неужели придется ехать к Галке и снова одалживать зеленое платье? Игорь сначала не понял, в чем причина моей внезапной грусти, а, узнав, расхохотался. Было решено прямо по дороге заехать в магазин и купить «что-нибудь на выход».
В ослепительном глянцевом женском отделе универмага я робела и стеснялась ужасно. Две продавщицы, накрашенные так, что выглядели как близнецы, глядели на меня с откровенным пренебрежением, пока Меркулов не подоспел на помощь и сам не ткнул пальцем в первое же платье. На вешалке оно показалось мне мрачным и неинтересным, но когда я его надела…
Просунув голову в примерочную кабинку, Игорь восхищенно охнул. Темно-синее до щиколоток платье с маленьким отложным воротничком идеально устроилось на фигуре — никогда не мечтала о такой роскошной вещи! Таким я себе представляла классический наряд истинной английской аристократки.
— Ты прекрасно выглядишь! Берем!
— Спасибо, — я стянула платье и протянула ему.
Не хотелось, чтобы противные продавщицы меня разглядывали.
Игорь почти силой затащил меня в обувной отдели купил очаровательные ботинки на шнуровке. На ценник он взглянуть не разрешил и сразу же выкинул его в корзину у кассы.
— К кому мы едем? — поинтересовалась я уже по дороге.
— Иннокентий Баранин, очень важный человек. Сколотил себе состояние на медицинских поставках и живет, как бог, вдали от суетного света. У него дела с «Аяксом», если бы я знал раньше…
Что именно он хотел бы знать еще раньше, он не объяснил, только закачал головой, выражая крайнюю досаду. За городской чертой он увеличил скорость, стараясь хоть немного наверстать упущенное время. Мимо по сторонам проносились облетающие березы, шоссе было покрыто листьями, припечатанными к асфальту сотнями колес. Над дорогой низко висели темные облака, грозя пролиться холодным осенним дождем. Я включила радио.
Из динамика неслось:
— Осень, ты на грусть мою похожа…
Очень я люблю эту песенку. Я вообще все песни про осень люблю, но совсем не печалюсь в это время года. Нет у природы плохой погоды, как поется в другой песне. А нынешняя осень — просто сказочная!
С шоссе свернули на узкую дорогу, уходившую в березовые и осиновые рощи. В начале висел указатель: «Впереди частное владение, сквозного проезда и прохода нет!» Дорога была недавно заасфальтирована, машина легко катила по новому покрытию. Проехали мимо небольшого чудного озерца, окруженного редким лесом. Здесь, на пригорках, наверное, хорошо кататься зимой на лыжах — такие удобные гладкие склоны.
Меркулов словно угадал мои мысли.
— Вывезу тебя сюда зимой! Ты умеешь ходить на лыжах?
— И ходить и бегать, — скромно ответила я. — Давно, правда, не каталась!
— Тебе пойдет лыжный костюм.
— Подлецу, как любила говорить мама, все к лицу.
— Ну, к тебе это не относится! — заявил он твердо.
— Ты думаешь? — решила я немного пококетничать.
— Уверен.
— А какая я, по-твоему? — спросила я серьезно.
Он задумался.
— Добрая. Хорошая. Умная.
— Вроде собаки!
— Нет, — он помотал головой, — я не это имел в виду!
— Я знаю, — сказала я. — Я просто шучу!
Мы проехали сквозь рощу, дорога вынырнула в чистое поле. На другом конце виднелось некое фортификационное сооружение типа небольшой крепости.
— Дом Иннокентия, — указал на него Меркулов.
— Этот? — спросила я, ошеломленная масштабами строения.
Игорь кивнул. Дорогу к вилле пересекал ручей, мы пролетели над ним по узкому мосту и оказались у подножия бетонной стены, мрачной и неприступной. Ее гребень украшала спираль колючей проволоки. Здание, возвышавшееся над стеной, оставляло какое-то странное впечатление. Построенное, вероятно, согласно царящим в кругах богатеев канонам, оно напоминало замок. Причем замок игрушечный — вроде тех, что строят на детских площадках, — кирпичные башенки, арки, своды, не хватало только горы для скатывания и малышей с совками и ведерками, да и размеры были посолиднее.
