– Я… – в голове загудело. – Я не буду решать это в одиночку.
– Молодец, – усмехнулся Император. – Хвалю.
Его Величество нажал на кнопку вызова на столе и произнёс.
– Федя, пригласи ко мне в кабинет Цесаревну Нину.
В наступившей тишине, я смотрел на Императора, а он, в свою очередь буравил меня своим пристальным взглядом. Наконец, чтобы нарушить затянувшееся молчание, я произнёс.
– Могу я задать вам вопрос.
– Давай, – сразу же ответил он.
– Личное…
– Слушаю.
– А на этот ваш «Чайный клуб» вы тоже так орёте?
Мой собеседник вздёрнул брови, нахмурился, а затем понял, о чём я говорю и криво усмехнулся.
– Извини. Знаю, я, наверное, ещё то впечатление на тебя при первой встрече произвёл. Но ты уж прости. Не смог сдержаться, – он тяжело вздохнул. – Вот родиться у тебя дочка, приведёт в дом такого вот обалдуя, тогда ты меня и поймёшь. К тому же я, любя, по-родственному, так сказать. Будь с нами кто-то другой, я бы никогда себе подобного не позволил.
– О, как! – я неподдельно удивился. – А как же я?
– Ну, ты, можно сказать, уже мой родственник. Или ты думаешь, что я позволю тебе соскочить?
* * *
Нина… покидать Колледж отказалась и согласилась с выдвинутыми нам условиями. Так что, немного посовещавшись, мы клятвенно пообещали её отцу, выполнять все требования. Девушка, хоть и выглядела немножечко бледной, гордо вскинув голову и твёрдо глядя на Императора, предельно спокойно заявила, что для нас с ней всё это не преграда.
На этом и распрощались. Инна, для которой новость, кажется, оказалась намного более неожиданной, долго о чём-то шепталась с младшей сестрой, в то время как лимузин с небольшим эскортом из мотоциклистов, гнал по ночным дорогам в сторону Ильинского. На КПП, мы пересели на одно из дежуривших там такси, которое и доставило нас в Нинин особняк, где девушки решили остаться сегодня на ночь.
Я же, памятуя о данном нами слове, дабы не подставлять Цесаревну, отправился к себе в общагу. Решение вопроса о том, что в дальнейшем мне, точнее нам, делать с Инной, мы решили отложить на потом, чтоб лишний раз не расстраивать и без того приунывшую Нинку к тому же сёстрам нужно было много о чём поговорить и договориться в первую очередь между собой. Тем более, что, когда я уже уходил и мы на ненадолго остались со старшенькой наедине, девушка не преминула очень непрозрачно намекнуть мне, что младшенькую – ей, конечно, жаль, но сама она тоже человек, а потому «своё» желает получать от «Единственного и любимого» вдоволь и на постоянной основе.
За всей круговертью последних дней, и довольно ровными ученическими буднями, которые случились у меня после разборок с наёмниками, похитившими Андре, я как-то совершенно забыл о войне между нашим колледжем и турецким университетом. Меня к немалому удивлению, вроде как ветерана и можно сказать «Героя обороны передовых рубежей Ильинского» за прошедшее время особо не беспокоили. Да и сводки с «фронтов» меня признаться мало интересовали, а военно-трудовую обязанность, вследствие которой враждующие стороны получали какие-то там ресурсные очки, кадеты не отбывали. Так что я, совершенно забыл про такую неприятную штуку как «Комендантский час», который был введён в городе сразу после объявления войны.
Решив прогуляться по холодку, подышать свежим, морозным, ночным воздухом и немного развеяться, я, естественно, нарвался на военный патруль, который, после проверки документов, доставил меня в Комендатуру, где мне и вляпали штраф за нарушение режима. Ушлый унтер- офицер-третьекурсник, пробив моё имя по базе данных, выяснил, что на мне висит так и не закрытое до сих пор наказание за нарушения во время турнира и ехидно улыбаясь, сообщил, что я – арестован.
Дорогой костюм, купленный специально для приёма у Императора, сменился на арестантскую робу. Остаток ночи, я провёл в «Учебном изоляторе», а ранним утром, меня и ещё пяток таких же неудачников посадили в «автозак» и отконвоировали в «исправительно-трудовой» лагерь нашего Колледжа. Естественно, что я попытался покачать права, ссылаясь на свои особые полномочия, однако унтер-офицер отказался меня даже слушать, и уж тем более вызывать ради меня начальство, а утренние конвоиры, просто выполняли приказ – так что разговаривать с ними особого смысла не имело, разве что открутить им головы и сбежать. Чего я делать не стал, не стал, с одной стороны, не желая выставлять себя совсем уж асоциальным элементом, а с другой, решив проверить, насколько быстро отреагирует герцог Сафронов на подобный произвол в отношении его прямых подчинённых.
Привезли на самую обычную стройку, разместив всех шестерых в небольшой теплушке, из которых состоял мини-городок, в котором ютились проштрафившиеся студенты. Объект считался режимным и его охраной занимались кадеты Особого Корпуса, изображая из себя толи сотрудников Имперской Службы Исполнения Наказаний, то ли натуральных вертухаев из Гулага. Всё делалось в строгом соответствии с правилами, естественно, с поправкой на наш настоящий статус, при котором никто не позволил бы корпусникам водить нас по территории в раскорячку. Тем не менее, парни в форме с калашами-эмуляторами во всю старались соответствовать образу суровых тюремщиков, конвоируя нас утром от домика-камеры в столовую, а оттуда на академические часы в учебные палатки в которых хмурые преподаватели гоняли нас по общеобразовательным школьным программам в соответствии с годом обучения.
По окончании учебного процесса, нас вели на обед, а затем на стройку, распределяя «заключённых» разнорабочими по бригадам. Возьми, принеси, переложи и можешь порадоваться если прораб разрешит тебе помешать лопатой раствор. В общем подобная работа называлась «Три П»: «Принеси, Подай, Пошёл на… не мешай» Что я и старался делать три последующих дня.
Вечером, часов в десять, у нас был ужин, а затем конвоиры разводили подопечных по времянкам, тщательно запирая на ночь двери, и спустя полчаса выключали свет. Мои сокамерники, все как один первокурсники, первые два дня откровенно роптали и даже пытались кому-то угрожать якобы не маленьким положением своих родителей в обществе и, в общем-то, их можно было понять. Одно дело весёлая и в чём-то увлекательная игра во «взрослую, самостоятельную жизнь и политику». Это интересно, местами азартно и подталкивает к личному росту, совсем же другое дело, без суда и следствия, за незначительную провинность оказаться заключённым в подобной «игрушечной тюрьме». Но ничего, на третий день жалобы и стоны прекратились, а некоторые даже начали изображать из себя блатных. Слава богу, что под вечер того же дня, меня сняли с работ и конвоиры отвели Мою Светлость в администрацию.
Сурово хмурящая брови девушка в форме Корпуса, видимо кто-то из местных начальников, прочитала мне длинную и нудную лекцию о том, как важно соблюдать правила и не нарушать законы, а затем мне вручили бумаги о досрочном освобождении. Костюм и мои личные вещи, конфискованные при аресте, я получил в хранилище, а в Колледж, не став дожидаться рейсового автобуса, воспользовавшись своими внезапно вновь заработавшими привилегиями, вернулся на машине пищеблока, как раз отправлявшейся в Ильинское за ужином для «заключённых».
