– И что же мне с тобой делать? – тяжело вздохнув, спрашивает она. – Может, ты хотя бы отзовешь свою заявку на открепление от отряда зачистки?
Берт качает головой.
– Только после того, как вы с отцом сделаете то же самое.
– Ты ведь знаешь, что мы уже не можем. – Печально улыбнувшись, Андреа с неприкрытой нежностью проводит ладонью по щеке сына. – Все тот же упрямый мальчишка, – с мягким упреком шепчет она, всматриваясь в его глаза.
Прерывисто выдохнув, Берт обнимает ее. Я невольно отступаю назад, испытывая некую неловкость; я чувствую себя лишней. Но Андреа быстро отстраняется, утирая выступившие слезы.
– Мне понадобится твоя помощь. – Ее тон становится деловитым. – Это ведь ты копался в файлах зала Ускорения, верно? Я здесь из-за них. В файлах, которые ты поднял, обнаружились любопытные данные, связанные с моим последним делом, вот меня и разбудили.
– Последнее дело? – Берт хмурится. – Но того ученого ведь даже в живых уже нет. Он покончил с собой, если не ошибаюсь.
– Ученого нет, а дело есть. – Капрал безразлично пожимает плечами. – Расследование возобновили.
* * *
Слова матери Берта весь следующий день звучат в моих мыслях.
Расследование возобновили.
Что же обнаружилось в этих старых файлах? Что-то действительно важное, в этом я не сомневаюсь, потому что по пустякам Ожидание не прерывают, для этого нужен очень весомый повод, и то, что капрал Андреа снова бодрствует, подтверждает серьезность происходящего.
На уровнях Корпуса по-прежнему слишком много профайлеров, и я пытаюсь взять под контроль свои мысли, но все попытки переключиться на что-то другое терпят провал. Уже к обеду этим размышлениям становится слишком тесно в моей голове и меня начинает мучить мигрень. Или же причина ее появления – плохой сон? Впрочем, нормально выспаться мне не позволили все те же мысли, из-за которых я проворочалась почти всю ночь не в силах сомкнуть глаз.
Воспользовавшись большим обеденным перерывом, я наспех перекусываю и, поддавшись минутному порыву, спускаюсь вниз, к Электо – почему-то с недавних пор в этом темном, холодном и безликом зале я стала чувствовать себя почти так же спокойно, как и в оранжерее. И только когда передо мной возникает голограмма Электо, я вспоминаю, что она такое.
Немного помедлив, я все же решаюсь озвучить свою просьбу, но Электо с сожалением признает, что без выхода в систему она не в силах получить доступ к хранилищу данных зала Ускорения. Несмотря на любопытство, которое светится в ее глазах, Электо не задает лишних вопросов, за что я ей бесконечно благодарна.
Электо не может помочь, но мне все равно не хочется уходить, ведь я шла сюда даже не за помощью, а для того, чтобы вновь дать своим мыслям свободу. Неожиданностью для меня становится то, что мысли о возобновлении расследования внезапно отходят на второй план, уступая место каким-то пространным, абстрактным размышлениям, которые обычно мне не свойственны: в тысячный раз прокручивая в голове разговор, которому я стала свидетелем, я вдруг переключаюсь на Берта.
Сколько невозможного должно было случиться, чтобы он смог пройти Ускорение? Берт сказал, что люди слишком часто помещают ярлык «невозможно» на вещи, которые всего лишь крайне маловероятны… но сколько же этих крайне маловероятных обстоятельств понадобилось, чтобы Берт получил возможность пересобрать себя?
А сколько совпадений понадобилось, чтобы мы могли оказаться здесь, в этих бункерах? Сколько случайностей привело Кондора – одного из немногих, кому было известно про подземную часть Терраполиса, и единственного, кто знал к нему путь, – в научный центр Арголиса накануне захвата города?
– Череда невероятных совпадений и стечений обстоятельств. Это и есть жизнь, – говорит Электо, когда я, путаясь в словах, озвучиваю свои мысли в попытке объяснить, что стало причиной моего столь задумчивого вида. – Так она выглядит для человека. Такой ее сейчас вижу я, но… с точки зрения моих систем каждое событие имеет свою вероятность наступления. Когда-то давно я даже могла просчитывать эти вероятности до миллионных долей процента… – Она ненадолго замолкает. – Помнишь, я говорила об алгоритмах, что разработали Лапласы?
Что меня удивляет в Электо, так это ее искреннее восхищение человеческим умом. Об ученых Терраполиса она рассказывает взахлеб, с детским восторгом в глазах, раз за разом повторяя, что при всей сложности своих систем и при всем объеме информации, которая была ей доступна, до некоторых изобретений и открытий она бы никогда не додумалась.
Но у Электо были и собственные идеи.
Система предотвращения преступлений, в основе которой лежали алгоритмы обработки вероятностей, после своего запуска превзошла все ожидания, и эффективность ее работы натолкнула Электо на мысль о том, что, предоставив этим алгоритмам мощность всех своих систем, она сможет просчитывать возможные варианты будущего, предотвращая не только преступления, но и несчастные случаи, и даже мелкие неприятности. Но ей пришлось прождать несколько десятилетий – она получила возможность проверить свое предположение лишь тогда, когда закончилось строительство бункерного комплекса, системы которого обладали точно такой же мощностью, какой Электо располагала на поверхности.
– Когда я перебросила сюда все процессы, связанные с расчетом вероятностей… это было… Неописуемо. Системам требовалось время для подстройки и обучения, поэтому поначалу меня поглотил хаос бесконечного количества вариантов возможного будущего, которые все множились, и множились, и множились… Но когда системы заработали в полную силу, я… Увидела будущее. – Электо застенчиво улыбается. – И на моих глазах это будущее плавно переходило в настоящее: чаще всего случалось именно то, что было наиболее вероятно по моим расчетам. Человек выходил из дома – и я уже знала, что через полтора часа, с вероятностью в девяносто пять процентов, он встретит в автобусе школьного друга, с которым не виделся более десяти лет, и тот, с вероятностью в семьдесят три процента, поздоровается принятым в их школьной компании жестом – и выплеснет на себя кофе из неплотно закрытого стакана…
– И тебе захотелось спасти беднягу от кофейного пятна?
Кивок. Бледная улыбка.
И вновь то, что я слышу в этом зале, не укладывается в моей голове. Стоило свыкнуться с мыслью, что Электо – живой механизм, как вдруг она вот так, между прочим, сообщает: ты знаешь, Арника, а ведь когда-то я могла видеть будущее… да-да, и я управляла им по своему усмотрению.
Жаль, что сейчас Электо не способна даже добраться до хранилища данных зала Ускорения.
Ловко манипулируя обстоятельствами, Электо снижала вероятность наступления событий с негативными последствиями. Пытаясь подсказать правильный выбор и предостеречь людей от ошибок, которые они намеревались совершить, она предпочитала оставаться незамеченной. Никто не знал, какое применение Электо нашла алгоритмам Лапласов. Никто не знал, что она вмешивается в цепи событий, меняя их, как ей казалось, в лучшую сторону.
