– Наконец-то! – Крик Юна отдается в холле сильным эхом. – Быстрее сюда! – Он машет нам из раскрытого лифта.
Выдох. Вдох номер семь. Задержка дыхания.
Я залетаю в лифт вслед за Бертом, и Юн сразу же бьет по кнопке, закрывая двери. Лифт начинает движение, и, бросив быстрый взгляд на шлем Берта и убедившись в том, что его фильтр все еще исправен, я опускаю голову так, чтобы скрыть отсутствие фильтра в своем шлеме.
– Воздух кабины очищен. – Эта фраза, сказанная безэмоциональным голосом Электо, звучит музыкой для моих ушей. Выдохнув, я быстро снимаю шлем и убираю его за спину.
– Вы где застряли?! – сняв шлем, гневно восклицает Юн. – Амос уже полчаса в бункере, вы какого черта так долго сюда ползли?
– Извини. – Берт проводит рукой по взъерошенным волосам, пытаясь хоть как-то их пригладить. – Просто… я умер, – будничным тоном сообщает он.
От этих слов лицо Юна вытягивается в удивлении, а внутри меня как будто что-то лопается – или же мне так кажется, а этот странный звук издает мой шлем, выпавший из руки. Когда нужно было спасти Берта, истерика вежливо отступила назад, позволив мне сохранить трезвую голову, но теперь она, потеряв терпение, решила взять свое. Меня трясет от пережитого страха, когда я вцепляюсь в Берта.
Я могла его потерять.
Даже не знаю, смеюсь я или плачу, ведь единственное, что сейчас имеет значение, – это то, что я обнимаю Берта, живого Берта, чье сердце снова бьется.
Берт проводит ладонью по моим волосам.
– Живой, – шепчу я, уткнувшись в его плечо. – Ты живой. – Стискивая его в объятьях еще крепче, я всхлипываю – кажется, все-таки плачу.
* * *
У лифта нас ждет целая толпа курсантов и капралов. Я сразу же замечаю взволнованную Солару, рядом с которой стоит Финн, явно пытающийся ее успокоить. Услышав скрежет открывающегося лифта, все замолкают, поворачиваясь к нам. Юн выходит из лифта первым, я же не могу отпустить Берта, не могу разжать руки, это выше моих сил…
– Пойдем, Арника. – Берт мягким движением подталкивает меня в спину. Так мы и выходим из лифта, продолжая держаться друг за друга.
Я отпускаю его только тогда, когда замечаю Амоса, который стоит в окружении капралов. Пелена застилает глаза, и я, не помня себя от ярости, кидаюсь вперед.
– Арника! – Юн пытается остановить меня, но я наношу удар локтем и выворачиваюсь, уходя от захвата.
– Стой-стой-стой, – на моем пути встает Берт, который предостерегающе протягивает ко мне руки, – не надо, Арника. Пожалуйста, – умоляюще просит он. – Пусть… пусть это наконец-то закончится. Амос и так получит свое. – Берт показывает куда-то в сторону, и, повернув голову, я вижу, что к нам идет помощник Справедливости, сопровождающий трех профайлеров.
– Но он же… – начинаю я, но вовремя проснувшийся здравый смысл заставляет меня оборвать фразу. Не стоит говорить Берту, что это Амос был тем, кто пытался меня убить на тренировке. – Ты прав, – со вздохом признаю я. Пусть эта история, которая началась со сломанного мною носа Макса, закончится здесь и сейчас.
– Вот и хорошо. – Берт выдыхает с облегчением. Внезапно он пошатывается, но его успевает подхватить Юн.
Где же медики? Оглядываясь в их поисках, я вдруг встречаюсь с неожиданно цепким взглядом девушки в белом свитере, которая стоит напротив. Агата шагает прямо на меня, заставляя отпрянуть назад, и, посмотрев за ее спину, я вижу, что и остальные седовласые разворачиваются ко мне, игнорируя помощника Справедливости, который расспрашивает Финна.
Продолжая неотрывно смотреть в мои глаза, Агата делает еще один шаг – и все три профайлера одновременно поднимают правую руку, указывая на меня пальцем.
Это Подтверждение. Профайлеры подтверждают мою готовность войти в отряд разведчиков-диверсантов; они подтверждают, что я способна осознанно отобрать жизнь.
Когда-то давно меня пугала мысль о том, что однажды наступит момент, когда я пройду Подтверждение. Теперь же, получив его, я чувствую лишь… да ничего я не чувствую.
– Смотри на меня, курсант, – слышу я голос Кендры за своей спиной. – Реакция зрачка в норме, сердцебиение учащенное… Доставьте Берта в медблок Корпуса, доктор Константин уже готовит для него модуль.
Профайлеры уже потеряли ко мне интерес – но не Агата. Взгляд ее прозрачных глаз все еще какой-то неведомой силой удерживает меня на месте, не позволяя разорвать зрительный контакт. Что же ты ищешь, седовласая?
– Арника! – Я вздрагиваю, когда меня окрикивает Кендра, похоже, уже не в первый раз.
Может, мне кажется, но Агата будто вздрагивает вместе со мной, наконец-то отпуская меня и позволяя повернуться к Кендре.
– Мне нужно тебя ос… вот же черт! – Глаза Кендры расширяются, стоит ей увидеть мое лицо.
– Арника..? – Берт произносит мое имя с растерянной беспомощностью.
Они смотрят на меня с одинаковым ужасом в глазах. Это… это ведь не из-за Подтверждения?
Я чувствую на губах теплое, щекотное касание, которое переходит на подбородок. Поднеся пальцы к лицу, я понимаю, что из носа идет кровь.
Пелена, что все еще застилает глаза, пришла вовсе не с яростью.
Пальцы испачканы именно кровью, я чувствую ее запах, – но вижу лишь зеленовато-коричневые пятна… на серой коже. Я полностью перестала видеть красную часть спектра.
Кровь из носа говорит о том, что действие процина уже успело затронуть мозг.
Перед тем как темнота забирает меня, я успеваю услышать, как кто-то кричит мое имя.
Часть шестая
Статус: под следствием
* * *
В сознание я возвращаюсь постепенно. Темнота, что оказалась слишком вязкой, не торопится отпускать и с большой неохотой возвращает мне ощущение собственного тела. Но осязание подводит, посылая в мозг слишком странные, непонятные сигналы: я чувствую себя голограммой с размытым контуром, которая все никак не обретет окончательную форму.
Лишь через какое-то время я понимаю, что лежу на чем-то жестком, в не самой удобной позе. Громкость ощущений все нарастает, и я начинаю чувствовать щекой прохладную шершавость бетона – лежу я, кажется, на полу. Правая рука затекла, похоже, придавлена чем-то тяжелым. Я пытаюсь освободить ее, но не получается.
Рука не шевелится.
Да, я узнаю это ощущение; все тело сковано в уже знакомом застывшем напряжении. Отзывающееся в ушах гулким звуком сердцебиение учащается.
Кто-то парализовал меня, но в этот раз все иначе.
Мне приходится приложить большие усилия, чтобы открыть глаза. Не могу контролировать даже собственное дыхание; движение глаз – это все, что мне сейчас доступно. Перед глазами все расплывается, и, когда мне все же удается сфокусировать взгляд, когда я осознаю то, что вижу, перед собой, из груди рвется крик.
