– Платье, конечно же, замечательное, – тихо говорит он, – но ты так стоишь уже почти час.
– Правда? – Оборачиваюсь к Юну, стараясь выглядеть удивленно. – Я просто… – Пожимаю плечом. – Задумалась.
Судя по настороженному выражению лица Юна, все мои старания напрасны.
– Может, мне стоит отвести тебя к доктору? – спрашивает он, хмурясь. Похоже, Константин все-таки попросил моих друзей присматривать за мной.
– Если тебе стало хуже, – продолжает Юн, подтверждая мои подозрения, – если вдруг опять начались галлюцинации… Нам стоит об этом знать. Не хочу еще раз отращивать выбитый зуб.
– Зато твой профиль Совместимости обновился, – парирую, хмыкая. – Все в порядке. – Я заставляю себя улыбнуться.
Пока я наливаю себе стакан воды, Юн следит за мной пристальным взглядом, не отрываясь.
– Ты хорошо врешь, – внезапно говорит он. – Хорошо притворяешься, что все в порядке. Берту это удается гораздо хуже.
– Берту? – с непониманием переспрашиваю я, поднимая бровь, в ответ на что получаю от Юна печальную усмешку.
– О, эта идеально выверенная доля удивления… Звучит так, словно ты действительно не понимаешь, о чем идет речь, – говорит он. – Я бы даже поверил тебе. Твоя ложь звучит столь идеально, что любой бы купился. Любой, Арника, – повторяет Юн с нажимом, – но не я. Ты кое-что забыла. – Он садится на стул, вновь окидывая меня взглядом. – Тебе не удастся меня обмануть. Вспомни, ведь я был там, был рядом с тобой в худший момент твоей жизни. Я знаю, как сильно Берт тебе дорог, потому что видел, что способна сотворить одна лишь мысль о том, что ему что-то угрожает; и я уверен, что Берт дорожит тобой с той же силой. И если вдруг он начинает избегать тебя, а позже и вовсе превращается в подобие силента, а ты изо всех сил стараешься делать вид, что все в порядке, а сама смотришь сквозь него… Определенно, Арника, порядком тут даже и не пахнет.
Проклятье.
– Понятия не имею, о чем ты, – ровно говорю я, выпрямляясь.
– Можешь отрицать это сколько тебе угодно. – Голос Юна неожиданно смягчается. – Не думай, будто я пытаюсь заставить тебя излить мне душу, или что-то вроде того. – Он беззлобно хмыкает. – Что касается поддержки… Не могу сказать, что я в этом хорош. Максимум, на что я здесь способен, – это похлопать по плечу и сказать, что все будет хорошо, но… Вряд ли это то, что может тебе сейчас помочь. – Эти слова вызывают у меня слабую улыбку, и, увидев ее, Юн светлеет лицом. – Так уже гораздо лучше, – замечает он вслух.
– Неужели все настолько плохо? – спрашиваю я хрипло, и, немного помедлив, Юн кивает в ответ.
– Особенно это заметно в столовой, – тихо говорит он. – Ты… чем тяжелее тебе приходится, тем прямее ты держишь спину, сидя за столом.
Считывание невербалики. Замечательно. Против меня обратили мое же оружие.
– Поговори с Бертом. – В словах Юна слышна просьба. – Не знаю, что у вас произошло, но вот так вы оба долго не продержитесь.
– Я все еще… – начав, я тут же замолкаю. Обижена? Злюсь? Растеряна? Не то и не так, я просто… Я… – Не думаю, что смогу. Еще не готова, – едва слышно признаюсь я.
– Поговори… да хоть с кем-нибудь. – Юн внимательно смотрит на меня. – Боль, обида, ярость, – что бы то ни было, не держи это в себе, потому что оно разрушает тебя изнутри тем сильнее, чем сильнее ты стараешься это скрыть.
А ведь Юн прав.
– Знаешь, – заговариваю я, глядя на него, – пожалуй, мне все-таки стоит сходить к доктору.
* * *
– Уверена, что это были галлюцинации? – Константин хмурится, вглядываясь в показания на дисплее. – Я не вижу никаких изменений. Выглядит все так же необъяснимо – все та же фаза быстрого сна, хотя… – Отойдя к столу, он берет в руки планшет. – Да, теперь я вижу разницу, рисунок все-таки изменился… Активность мозга стала еще более интенсивной. – С озабоченным видом он отцепляет электроды от моей головы. – Говоришь, впервые за все это время тебе снилось что-то, кроме темноты?
Я киваю.
– Все это было… слишком реально. Я смогла понять, что это сон, только увидев рядом с собой человека, которого уже нет в живых.
– Неудивительно. Судя по скану, ты уже не спала, – тихо говорит доктор. – Переход ото сна к, если это можно так назвать, бодрствованию, хоть и едва заметный, но все же есть. Похоже, это все-таки было очередной галлюцинацией. – Он утомленно потирает виски. – А что ты видела после этого?
Я прикрываю глаза. Возможно, все было бы гораздо проще и понятнее, если бы Константин знал, что имеет дело с еще одним подопытным, ускоренным по схеме «человек – человек». Пат говорил, что Ускорение с копированием воспоминаний в полном объеме посчитали неосуществимым именно из-за того, что передача такого количества данных нанесет смертельный вред мозгу ребенка. Ученому каким-то образом удалось избежать этого и сделать так, чтобы я выжила, но… Что, если воздействие процина послужило спусковым крючком для последствий Ускорения, позволив им настичь меня спустя… пять лет?
Так странно осознавать, что Берт всегда был старше меня.
– Эй! – Меня сильно встряхивают за плечи, и, открыв глаза, я вижу перед собой не на шутку взволнованного Константина. – Ты меня слышишь?
– Извините, доктор, – я с сожалением качаю головой, – задумалась. Что… что вы спросили?
– Я позвал тебя раз пять, – медленно говорит он. – А до того как превратиться в каменную статую, ты хотела рассказать мне о том, что видела.
Точно. Я заставляю себя собраться с мыслями. Галлюцинации.
Утром, выйдя из комнаты, я едва не столкнулась со Смотрителем, что вызвало лишь мимолетное удивление, – их теперь часто можно встретить в коридорах жилого отсека рекрутов, но у курсантов я прежде их не видела. Эта же девушка в форме Смотрителя проскользнула мимо меня, когда я шла на обед, и только уже в столовой, наткнувшись взглядом на стол, за которым обедала группа Смотрителей, я поняла, что меня смутило.
На девушке была надета форма старого образца.
Тренировочный зал, Просвет, уровень Валентины… Весь день, куда бы я ни направилась, она следовала за мной по пятам. Я видела ее повсюду, но всегда только краем глаза: стоило мне повернуться, чтобы взглянуть на нее в упор, как она исчезала, являя вместо себя кого-то другого, – курсанта, инженера или мальчишку-рекрута, явно сбитого с толку моим неожиданным вниманием. И тогда, зная, что прямой взгляд спугнет ее, я постаралась изучить фигуру в заношенной старой форме Смотрителя, удерживая на периферии своего поля зрения.
И даже так мне удалось разглядеть большое чернильное пятно на боковом кармане комбинезона.
Оно осталось в память о последнем письме к Советнику Моро. Я писала его в столовой, во время обеда, и, закончив, положила в карман вместе с ручкой, чтобы вечером обнаружить, что письмо перепачкано вытекшими чернилами.
