Бэкки попросила Ричи забрать меня – остыть в уборной на верхнем этаже. По пути туда мы встретили того мужчину средних лет, опирающегося спиной на барную стойку и ухмыляющегося мне, так что я послал в его сторону еще пару слов. Этого мне делать также не стоило, но к этому моменту я потерял рассудок. Бэкки позвала охрану, и менеджер казино попросил фотографирующего удалиться. Его вывели и заставили удалить фотографии, так как в казино не разрешается заниматься съемкой.
Вскоре мы ушли из казино и взяли такси до Мелтон-Мобрея, путь домой занял много времени. Мне просто хотелось проснуться в своей постели и забыть обо всем, что произошло, думать, что это все просто было плохим сном. И это было еще до того, как я понял всю опасность совершенного мной.
Перед тем как мы высадились у дома, Бэкки предсказала, что вскоре мы услышим об этом инциденте. Но никто не упоминал слово «расизм». Ни за покерным столом, ни в казино, где Ньюджи и Ричи продолжили играть тем же составом, когда мы ушли. Равно как и в такси по пути домой. Я знаю, что мое поведение было неприемлемым и что я не впадал в подобный гнев уже несколько лет. Но я не знал, что провинился в расистских высказываниях.
Еще пару дней ничего не было слышно, и я пытался осмыслить сцену в казино и понять, как все так обернулось. Перекладывать вину на алкоголь не было смысла: сотни раз я выпивал раньше, но не терял контроль над собой подобным образом. У меня не было ответов, но я знал, что такое больше никогда не должно повториться.
Тишина закончилась в пятницу, 31 июля, когда новостное издание «Сан» связалось с «Лестером». Они утверждали, что я оскорбил кого-то в казино на почве расовых предрассудков и что у них есть видеозапись.
Джон Сандерс, сотрудник службы связей, вызвал меня к себе. У него уже были Клаудио и Джон Рудкин, футбольный директор. Они включили громкую связь на телефоне и спросили меня о том, что произошло. Человек из газеты рассказал им, какое слово я использовал. На это я ответил: «Я не знал, что это оскорбление, а тем более расистское. Думал, что это все равно что назвать кого-нибудь янки или бриттом. Теперь я осознаю свою глупость».
К моменту окончания разговора мне уже полностью был понятен смысл произошедшего. Я стоял в оцепенении. Хотелось поговорить с парнем, которого я оскорбил, и извиниться перед ним. Мне было дурно от переживаний, так как я думал о том, что это означает для моей карьеры и семьи. Внезапно мне стало ясно то, о чем я размышлял на протяжении последних нескольких дней.
Из «Лестера» связались с казино. Энтони, руководитель пресс-службы клуба, пообщался также с пресс-службой университета Де Монфорт, когда выяснилось, что и парень, которого я оскорбил, и тот, который отправлял твиты, учились в этом заведении. И, разумеется, еще был диалог с газетой «Сан», у которой была готова статья по поводу произошедшего, но они откладывали ее отправку в печать.
Мы сыграли против «Сандерленда» 8 августа, в день открытия сезона, и победили 4:2. Я забил первый гол, но мои близкие уже знали, что на заголовках завтрашних газет будет не мой гол на 11-й минуте. В субботу утром Бэкки пришел звонок от моего агента, когда я уже ушел на матч, с сообщением о том, что инцидент в казино будет на первой полосе завтра утром, вместе с видеозаписью на сайте газеты. Она мне ничего не передала до матча, чтобы это не повлияло на мою игру, но, как только матч закончился, я все от нее узнал. Я был в ужасе.
Мы вернулись домой со стадиона «Кинг Пауэр» и не спали всю ночь, с тревогой ожидая, как новость будет преподнесена. Когда история была опубликована вместе с записью съемки, я был абсолютно опустошен. Слова на первой странице гласили: «Звезда английского футбола в припадке расизма».
Я был в растерянности, задавался вопросами, на которые не мог дать ответ. Как это повлияет на мою семью? Есть ли у меня будущее в клубе? Вишай, председатель (и владелец) клуба, и Топ, его сын, были очень доброжелательно настроены по отношению ко мне с момента, когда мы познакомились, и я знал, что сильно разочарую их данным инцидентом. Думал, они просто скажут мне: «Ты уволен». Я обратился к Бэкки: «Все. Моей карьере конец». Потому что, когда общество отметило тебя ярлыком расиста, тебе уже не отмыться. Кто захочет подписать контракт с расистом?
К тому моменту мы уже рассказали об этой истории Синдзи Окадзаки, игроку из Японии, который играл с нами всего шесть недель. Ситуация, конечно, была не из простых. Мы еще толком не знали друг друга, но Синдзи прекрасно вошел в мое положение.
Я был в самом центре информационной бури, и первым же заявлением в воскресное утро было переданное через «Лестер» в Ассоциацию прессы мое извинение: «Я от всего сердца прошу простить меня за нанесенное мной оскорбление. Сказанное мной было прискорбной ошибкой, за которую я принимаю свою полную ответственность. Признаю, что мое поведение не оправдало возложенных на меня надежд».
«Лестер» также опубликовал свое заявление: «Мы ожидаем, что наши игроки будут соответствовать высшим стандартам как на поле, так и за его пределами, и будут олицетворять пример ролевой модели для нашего общества. Мы учли принесенное Джейми извинение и начнем процесс расследования произошедшего инцидента немедленно. До завершения проверки комментариев больше не будет».
Публикация извинений была необходимым поступком, и я полностью поддерживал решение «Лестера». Но, на мой взгляд, напечатанные раскаяния со стороны зачастую выглядят принудительными, как будто приносящего извинения заставляют совершить социально правильный поступок. Поэтому публичные извинения иногда кажутся мне неискренними, когда я их читаю. А мне хотелось не просто совершить нечто формальное и публичное, а, скорее, кое-что личное и искреннее, так как общественное заявление ни в коей мере не очистило мою совесть и не заставило меня полагать, что можно просто забыть о произошедшем и двигаться дальше.
Я уже знал, что тот мужчина средних лет имел связи в нашем клубе и потребовал моих личных извинений. Он сказал Джону Рудкину, что у него не было намерения обращаться в прессу, но он хотел рассказать о мотивах своих действий и выслушать мою версию событий, а также получить мои извинения за случившееся. И это было меньшим, что я мог сделать для него. Но я обратился к клубу с просьбой устроить мою встречу и со студентами, с глазу на глаз. Все трое заслуживали персонального извинения, чтобы они могли понять, что я искренен в своих поступках. Извинение, не изложенное на бумаге, а высказанное прямо в глаза.
Все было готово для нашей встречи после одной из тренировок. Оба студента пришли на тренировочное поле и сели вместе со мной и Энтони, главой пресс-службы, в офисе Джона Рудкина. Я высказал им все мое сожаление о содеянном, и мы пожали друг другу руки, все прошло по-дружески. Я также извинился перед мужчиной отдельно, настолько же искренне.
Это не означало, что данный эпизод должен был пропасть из истории или изменить мнение обо мне отдельных личностей. Но те, кого события коснулись непосредственно, теперь знали, что я на самом деле считал. Полагаю, что представители клуба также прониклись моей реакцией на данное событие, это было видно по их дальнейшим действиям. Я всегда буду благодарен им, в частности Вишаю, который теперь был на моей стороне и признавал, что люди склонны совершать ошибки.
