А в Кампании его встретил друг и сподвижник Меценат, который привез с собой Вергилия. Поэт познакомил императора с «Георгиками», где, кстати, он называет Октавиана великим Цезарем, который «дальний Египет разит и народам охотно-покорным как победитель дает законы». Чтение четырех поэтических книг заняло несколько дней. Впрочем, о Меценате и его знаменитом кружке мы расскажем в следующей главе.
И только в августе двадцать девятого года победитель прибыл в Рим, где уже все было готово к трехдневному триумфу. Первый день был посвящен победам в Иллирии, второй – победе над Секстом Помпеем, а в третий день наиболее пышно был отпразднован египетский триумф.
В этом шествии рядом с триумфатором слева был сын Октавии от первого брака, четырнадцатилетний Марцелл, а справа – сын Ливии Тиберий. Причем на этот раз сенаторы и прочие должностные лица вышагивали не перед колесницей, а позади, и это было знаком того, что приоритет верховной власти принадлежит триумфатору, а не сенату, ее республиканскому носителю. В шествии прошли и закованные в цепи дети Антония и Клеопатры, которая ускользнула с помощью змеи от этого позора. Зато зрители могли полюбоваться на сокровища египетских царей, а также скульптурной композицией, изображавшей Клеопатру на смертном одре.
Золота и драгоценностей было вывезено из Египта так много, что победитель в дни триумфа смог наградить каждого солдата суммой в тысячу сестерциев, а гражданам пожертвовал по четыреста.
Это был последний триумф нашего героя. В дальнейшем на Капитолий поднимались лишь его победоносные полководцы. Он же никогда не был склонен присваивать чужие победы, да и его дальнейшая государственная стратегия не предусматривала усиления атрибутов его личной власти. И на этом мы вскоре остановимся.
Праздненства продолжались и после триумфа. На форуме был торжественно открыт храм Юлия Цезаря, возведенный на месте его погребального костра (остатки его фундамента, кстати, и теперь можно увидеть в Риме), а также курия, новое здание сената, названное также именем Цезаря. Там была установлена статуя Виктории, богини Победы. Ну и, конечно же, начались пиры, бесплатные угощения народу, игры, гладиаторские сражения, цирковые бега и все прочее, что во все времена называется зрелищами. И народ был искренен в своей радости по поводу победы над морскими разбойниками и египтянами, и в толпе говорили об избавлении от возможного завоевания Рима Клеопатрой, которая, дескать, намерена была сровнять Капитолий с землей, сделать римлян рабами, чего как будто добивался и разбойник Секст Помпей.
Сенат оповестил о том, что Октавиан волен по своему усмотрению производить ротацию жрецов, его имя вносится в текст торжественных песнопений наряду с именами богов, день его вступления в Рим объявляется праздничным на вечные времена. Ему также официально даруется сенатом пожизненное звание императора, и оно становится, как у Цезаря, личным именем. Его хотели назвать также Ромулом, основателем уже нового Рима, и он как будто был не против, но из опасений, что ему могут предъявить обвинение в стремлении к самодержавию (ведь Ромул был царем), от этого отказался. Однако через два года ему, по предложению Мунация Планка, преподнесут звание Августа, что значит священный, достойный поклонения, иначе говоря, равный богам. Его имя теперь звучит так: Император Цезарь Август.
Были и другие экстраординарные почести, но от многих он отказался, имея план реформирования государственного устройства, не меняя его фасадов.
Особенно стали ликовать в народе, когда были торжественно закрыты ворота храма Януса. А это означало, что наступил очень редкий в истории Рима период, когда не велось войн. Ворота этого храма были постоянно открыты, потому что на протяжении многих веков велись завоевательные войны, а в последнее столетие и гражданские.
Наконец-то в стране наступил долгожданный мир! И вместе с этим нашему герою следовало уже не размышлять, как обустроить великую страну, а действовать. Похоже, у него был давно обдуманный план. Еще в тридцать втором году, когда закончились его полномочия триумвира, ему предлагали звание диктатора, но он встал на колени и стал снимать с себя тогу, умоляя народ не уговаривать его принимать такое звание, несмотря на то что должность эта была конституционной. В римском законодательстве было заявлено такое положение, что, когда государству грозит опасность, оно должно управляться одним лицом, диктатором, а не двумя консулами. Но Октавиан не принял эту должность в первую очередь потому, что помнил судьбу своего приемного отца. Он был очень тонким психологом и чутко реагировал на колебания общественного мнения, во многом зависимого от политических традиций. Гай Юлий Цезарь, прекрасно осознававший невозможность управления огромной империей по устаревшей системе полисной демократии, провел целый ряд политических и народно-хозяйственных реформ, во многом оздоровивших политическую и экономическую жизнь государства. Но не пожизненные полномочия диктатора, не харизма сверхчеловека не спасли его от кинжалов республиканцев, не потерпевших неделимой власти одного человека.
Перед победителем в гражданской войне действительно встал вопрос: возвращать ли власть сенату либо, опираясь на армию, сохранить ее за собой? Светоний говорит в жизнеописании Божественного Августа, что «о восстановлении республики он задумывался дважды: в первый раз – после победы над Антонием, когда еще свежи были в памяти частые обвинения его, будто единственно из-за Октавия республика еще не восстановлена». Разумеется, серьезных намерений восстанавливать республику в прежнем виде у него не было. Он был умный, трезвый, дальновидный и расчетливый политик и прекрасно видел, что механизмы старой администрации не только пришли в негодность, но и несут в себе тенденции перманентной гражданской войны. Пожизненный трибунат, полученный в тридцать шестом году, не давал ему всей полноты власти, необходимой для управления государством во всех сферах деятельности. Причем Август, как патриций, не мог быть избран народным трибуном, но саму трибунскую власть ему дали. Юристы пришли к выводу, что закон не запрещает патрицию быть носителем этой власти. Не трибун, но носитель трибунской власти. Недаром в России говорят: «Закон – дышло, как повернул, так и вышло». К тому же полученный пожизненный империй позволял ему оставаться главнокомандующим, имея право объявлять войны, взимать налоги, управлять провинциями и так далее. Поэтому необходимо было сохранить и упрочить модель, опробованную боготворимым им Цезарем, но и избежать нареканий во всевластии.
Если верить Диону Кассию, к этой мысли его привела беседа со своими соратниками Меценатом и Агриппой. Полководец, который был до конца своей жизни искренним и преданным сторонником Августа, опорой его режима, советовал сохранить республику, мотивируя это тем, что в случае установления монархии Цезарь не обретет для себя никакой выгоды. В глазах граждан, лишенных равенства, он будет выглядеть тираном и творить, даже против своей воли, жестокости, в то время как его друзья, «которым никто не завидует и ничто не угрожает», будут собирать «пышный урожай всех мыслимых льгот и привилегий». А дипломат Меценат, никогда, кстати сказать, не занимавший никаких официальных должностей, убеждает его учредить единовластие и говорит буквально следующее: «Если же, на деле признавая монархию, ты опасаешься носить ненавистное звание царя, откажись от него и довольствуйся тем, что станешь единовластным правителем под именем Цезаря. Если тебе все же хочется иных титулов, тебя станут величать императором, как величали твоего отца; к твоему имени добавят какое-нибудь торжественное прозвище, и ты будешь пользоваться всеми преимуществами власти царя, не нуждаясь в его подлом имени». Здесь уместно вспомнить такую историю. Когда наш герой правил суд и один за другим выносил смертные приговоры, вдруг получил записку от Мецената с текстом: «Перестань, палач!» И Август тотчас прервал заседание.
