Горькому о леоновском отказе донесли, и вряд ли старика порадовала самостийность любимейшего его ученика.
* * *
Только к концу осени 1933 года, когда от него окончательно отстали с написанием главы для книги о Беломорканале, Леонов появился на людях: выступил с приветствием на встрече писателей с экипажем стратостата «СССР» и после этого отправился в самочинную поездку, безо всяких там делегаций, по депо и станциям Казанской железной дороги, выбрав Нижегородскую ветку.
Он собирал материал для новой книги — «Дорога на Океан». Скоро Леонов покажет Алексею Максимовичу, что он думает о новых людях, да и о человеке вообще.
Разрыв
Долгое время Леонов обиняками намекал, что с Горьким его рассорила жена Всеволода Иванова — Тамара, которая что-то ненужное и некрасивое поведала Алексею Максимовичу.
Скорее всего, то были превратно истолкованные слова Леонова, сказанные Иванову, о том, что «пока жив Горький — мы все маленькие вокруг него». Иванов пересказал жене этот разговор в том смысле, что Леонов хочет смерти Горького, чтобы самому выглядеть масштабнее. А Тамара, не сдержавшись, передала в том же виде эту ересь Алексею Максимовичу.
Горький спустя несколько дней спросил у Леонова: правда ли это? Смерти моей хотите?
Леонов был настолько удивлён и ошарашен, что пожал плечами и ничего не ответил.
Подобная ситуация, признаем мы, могла быть в реальности. Конечно же так пересказать слова Леонова надоумил Тамару не сам Иванов. Но безусловный факт и то, что Леонов Иванова раздражал, о чём он сам писал в дневниках, и это его раздражение, как часто водится в жизни, честно разделяла и «вторая половина».
В 1934 году Борис Пильняк в одном из разговоров мимолётом бросил: «Всеволод Иванов никого не любит. Он сделал ставку на Алексея Максимовича и думает стать его преемником, но этого никогда не случится». Фразу эту подслушали и переписали в доносе на Пильняка; но он, возможно, был прав.
Иванов, по-видимому, ревновал Леонова: во многих своих выступления и речах, не говоря о каких-то междусобойчиках и посиделках, Горький неизменно ставил Леонова выше всех. В том числе выше Иванова.
Но в последние годы жизни Горького получилось так, что с Ивановым Алексей Максимович встречался всё чаще, а с Леоновым всё реже.
И до ссоры, и тем более после.
Сам Горький нигде и ничего по поводу размолвки с Леоновым не сказал и не написал, у Иванова в дневниках тоже ничего об этом нет, а Леонид Максимович рассказывал о произошедшем настолько путано, что мы, пожалуй, выведем причину разрыва между ними из сферы межчеловеческого общения в несколько иную сферу.
Слишком это мелко для Горького: рассердиться на превратно истолкованную фразу молодого ещё, в сущности, писателя.
Горький, думается нам, обиделся на Леонова совсем за другое.
За то, что он предал их религию. Религию веры в Нового Человека — о которой они так много и писали, и говорили вдвоём.
Первый звоночек был в случае с Беломорканалом, когда Леонов, в отличие от почти всей писательской компании, явно продемонстрировал неприятие горьковской задумки с книгой.
Но окончательно всё разрешилось в августе 1935 года, когда Леонов закончил четвёртую свою большую вещь — роман «Дорога на Океан» — внешне очень просторный, воздушный, энергичный, стремительный, и внутренне — нестерпимо леденящий.
В романе этом есть множество шифров, разбираться с которыми — задача увлекательнейшая. Об одном из шифров пойдёт речь в следующей главе, здесь же попытаемся разобраться, что именно так разозлило Горького — а роман этот, надо сказать, Алексея Максимовича ввёл в натуральное раздражение. Столь злобных писем, какое Горький написал своему любимцу после прочтения «Дороги…», не писал он больше никому.
Главные герои романа этого происходят из местечка Пороженск (он же, надо понимать, Унтиловск, он же Няндорск), что уже симптоматично. История этого городка, как зачастую бывает у Леонова, символизирует историю человечества. Причём историю неудавшуюся — что, собственно, в самом названии городка уже ясно отражено.
Тем более что метафору свою Леонов сам же и раскрывает. В середине книги один из героев — повествователь, альтер эго Леонова — отправляется к пороженскому «краевому патриоту» Волчихину — поговорить за историю их мест.
Волчихин рад:
«— Опиши нас, деточка. Опиши древность нашу. Покажь учёным людям пороженское человечество, как боролось оно, и как росло, и как не удалась ему жизнь».
И перед началом рассказа — типичная леоновская деталь — придвигает расспрашивающему яблоко. Говорит: «Кушай, деточка, горькое наше яблоко». Горькое яблоко познания.
Пред повествователем проходит история Пороженска — города, славившегося многими ремёслами, но неизбежно влекомого к распаду и поражению.
Сама действительность в этом городе выглядит по-унтиловски беспросветно. «Чего только не насовал старинный русский чёрт в эту подлую копилку!» — восклицает жившая там героиня по имени Лиза. И перечисляет: старуха убила сына за вступление в комсомол; купец, что торговал басоном в галантерейном ряду, сошёлся с молоденькой монашкой, бросив семью; милицейская корова принесла в приплод пятиногую тёлку; соборного протоиерея, пьяного, в полном облачении, застали в алтаре с извещением о закрытии собора («А вокруг всё клочки от Евангелия валялись…»).
За описание греховного пороженского бытия Горький не обиделся бы — сам он немало подобных пороженсков описал, хотя и не в Советской России.
Но тут важен главный герой — большевик, начподор Волго-Ревизанской железной дороги Алексей Курилов, родившийся в Пороженске, и, по совести говоря, должный дурную пороженскую судьбу переломить.
Горький именно того ждал и о том, пером подрагивая, Леонову писал 4 октября 1935 года, сразу по прочтении рукописи: «…в начале романа выдвинута фигура Курилова. По первым его шагам в романе он показался мне „чекистом“. Я, читатель, имею право ожидать, что мне будет показан на деле реорганизации ж.-д. транспорта человек исключительно интересный, один из наиболее крупных и скромных „героев нашего времени“. Людей этого типа у нас ещё не изображали так, как они того заслуживают…»
Ну вот Леонов изобразил — как, на его взгляд, они того заслуживали, не без некоторого, признаем, садизма.
Начнём с того, что Курилов, выписанный подробно и даже с авторским любованием, как всякий леоновский большевик, — бездетен. То есть не имеет будущего. Но так как он, наверное, самый главный большевик во всей леоновской прозе — бездетность его подчёркивается особенно остро.
Курилов в этом смысле нормален, он интересуется женщинами, и с одной из героинь у него даже случается роман. Но писатель не дремлет: он ловит Курилова буквально в момент наивысшего сближения с подругой: именно тогда у большевика случается дикий приступ болезни. Впоследствии оказывается, что у него рак почки.
