Часть вторая.
НА ПИКЕ
(1864-1872)
Я мальчиком мечтал, читая Жюля Верна,
Что тени вымысла плоть обретут для нас,
Что поплывет судно, громадней «Грейт-Истерна»,
Что полюс покорит упрямый Гаттерас,
Что новых ламп лучи осветят тьму ночную,
Что по полям пойдет, влекомый паром, Слон,
Что «Наутилус» нырнет свободно в глубь морскую,
Что капитан Робюр прорежет небосклон.
Свершились все мечты, что были так далеки.
Победный ум прошел за годы сотни миль;
При электричестве пишу я эти строки,
И у ворот, гудя, стоит автомобиль;
На полюсах взвились звездистые знамена;
Семья « Титаников» колеблет океан;
Подводные суда его взрезают лоно,
И в синеву, треща, взлетел аэроплан.
Валерий Брюсов
* * *
Дыхание удачи. — «Париж в XX веке». — Дама из Аньера. — «О некоторых авторах XIX века и о том, как трудно достать их книги». — Мелодии галантного века. — Поиски стиля. — Жестокое письмо Этцеля. — «Англичане на Северном полюсе». — Лето в Шантане. — Размышления. — «Эдгар По и его произведения». — Картотека открытий и исследований. — Нисхождение профессора Лиденброка в подземную бездну. — Технический прогресс. — «С Земли на Луну прямым путем за 97 часов 20минут». — Замысел серии «Необыкновенные путешествия». — Смерть мадам Дюшен. — Любовь и супружеская верность. — Кого будут читать в XX веке? — «Отверженные». — Записка, найденная в желудке акулы. — Новое необыкновенное путешествие вокруг земного шара. — Обезьяны и чернокожие. — Натуралист на борту «Дункана». — «Иллюстрированная история Франции». — Покупка «Сен-Мишеля». — Колыбель рода человеческого. — Споры с издателем. — Загадочный капитан. — К вопросу о России. — Гюго или Дюма-отец? — Теория Вечного Мстителя. — Красота спасающая, красота убивающая. — Зинаида Гиппиус о Жюле Верне. — «Если бы Фабиан был французом…» — Война. — Седанская катастрофа. — Самый мрачный роман. — Семьдесят два дня Парижской коммуны. — Декламаторы молний. — «Париж заселяется вновь…» — Смерть отца. — Решение о переезде в Амьен. — Дагеротип Надара
1
Жюль Верн продолжал служить в конторе Эггли, но успех романа и долгосрочный договор с Этцелем позволяли строить более уверенные планы.
Под колоннами Парижской биржи Жюль Верн немало размышлял о складывающейся ситуации. Вне сомнения, жизнь начинала удаваться. Он писал о том, что ему было интересно, и работа его оплачивалась. Он бережно относился к деньгам, даже сейчас не позволяя Онорине слишком часто посещать бутики. Бережно относился — это не фигура речи. Судя по воспоминаниям внука, ссылавшегося на близких родственников, писатель был скуповат. Онорина, в свою очередь, мало интересовалась рукописями мужа, только иногда переспрашивала: а о чем это он там пишет? Ах, о процветании Франции! Вообще-то она считала, что о таком должны думать и писать министры.
Жюль Верн думал иначе.
Процветание Франции в XIX веке во многом зависело от заморских территорий, от того, как складывается ситуация в Африке, Индокитае, Северной Америке. «Научные» романы, показывающие и объясняющие мир, именно сейчас могут принести обывателю, то есть главному читателю любого пишущего человека, ощущение реального участия в мировых процессах. Пароходы пересекают океаны, над Землей взлетают воздушные шары, значит, даже банки рано или поздно получат в свое распоряжение не привычных недалеких клерков, не успевающих следить за стремительно меняющимися курсами ценных бумаг, а быстродействующие электрические машины.
В рукописи романа «Париж в XX веке» Жюль Верн уже описал нечто подобное.
Электрические счетные машины походили на огромные фортепиано. Пользуясь удобной клавиатурой, можно было в невероятно короткое время и с непостижимой точностью посчитать любые расходы, приходы, сложные коэффициенты, пропорции, проценты…
Работая над вторым томом полярных приключений капитана Гаттераса, Жюль Верн завершил и отправил Этцелю рукопись «Парижа».
Он не сомневался в успехе. Он надеялся на успех. Он был уверен в успехе.
Как ни хороши были «Пять недель на воздушном шаре», но между этим сочинением и, к примеру, «Отверженными» Виктора Гюго была, скажем так, разница. Роман «Париж в XX веке» должен был эту разницу сгладить. Этим романом Жюль Верн вторгся в настоящую литературу. Он действовал как мэтр Виктор Гюго, как Оноре де Бальзак, даже как нелюбимый им Эмиль Золя. Жюль Верн теперь писал о самых обычных вещах, о том, что будет со всеми нами. Не с отдельной экспедицией в экзотические края, а со всеми французами, с парижанами точно. Ну да, Майн Рид, Вальтер Скотт, Джеймс Фенимор Купер, капитан Марриэт, — все они создают замечательные, всеми читаемые книги, но когда критики всерьез заговорят о неведомом будущем, то без обращения к «Парижу в XX веке» они не смогут обойтись. Как не обходятся сейчас без перечисленных выше имен, говоря о настоящем.
Эстель поддерживала такие настроения.
Молодой писатель нуждался в ее поддержке.
Он долгие годы мечтал о женщине, с которой можно обсуждать не только моды или светские слухи — с этим прекрасно справлялась и Онорина; ему хотелось любить женщину, которая будет понимать то, о чем он пишет, и чтобы в хорошенькой головке ее не смешивались механически обыденность и приевшаяся романтика художественных салонов.
Даже скупость Жюля Верна, его чисто французская скупость, несколько умерилась благодаря влиянию белокурой красавицы. Правда, этому помогало и то, что Онорина не всегда могла контролировать поступление его гонораров.
Мадам Дюшен жила теперь в Аньере, и он понимал, что это — ради него.
Подобных чувств Жюль Верн не испытывал со времен своей юношеской влюбленности в Каролину. Что же касается Онорины… Да, типичный брак по расчету… Ни она, ни он этого не скрывали… Такой же брак по расчету, как и у Эстель с Шарлем… Других вариантов, к сожалению, нет. Человек не просто любит жить, человек любит хорошо жить. В одиночку справиться с тяготами жизни трудно. У общества свои законы, не всегда можно переступить через них. Шарль Дюшен был старше Эстель на 14 лет, у него было свое дело. И, к счастью для влюбленных, дело это (нотариальная контора), благодаря стараниям Эстель, находилось в Кевре, достаточно далеко от Аньера…
2
Любовь и успех возродили Жюля.
Он чувствовал себя способным на всё.
Он теперь иначе смотрел на людей, которыми совсем недавно восхищался, которым, что скрывать, нередко завидовал. Он чувствовал, что с помощью талантливого издателя и своего собственного таланта (Эстель не уставала напоминать об этом) он поистине горы свернет. «Париж в XX веке» должен был показать Этцелю, что выбор его сделан правильно. Зная литературные вкусы издателя, в главе «О некоторых авторах XIX века и о том, как трудно достать их книги» Жюль Верн специально коснулся давней, правда, умело до поры до времени затаенной обиды. Ему почему-то вдруг показалось, что жесткая критика кипящего литературного мира понравится Этцелю.
