Не правда ли, такие мантры завораживают?
39
Маркизские острова… Новая Гвинея… Торресов пролив… Красное море… Атлантика… Мыс Горн… Фолкленды… Влажное устье Амазонки… Багамский пролив… Ньюфаундленд…
Бесконечные волшебные картины.
«Чтобы направлять судно, — открывается перед профессором Аронаксом капитан Немо, — я пользуюсь обыкновенным рулем с широким пером, подвешенным к ахтерштевню. Я так же могу направлять "Наутилус" и в вертикальной плоскости, сверху вниз и снизу вверх, посредством двух наклонных плоскостей, свободно прикрепленных к его бортам. Если плоскости поставлены параллельно килю, судно идет по горизонтали. Если они наклонны, "Наутилус", в зависимости от угла наклона, увлекаемый винтом, либо опускается по диагонали, удлиняемой по моему желанию, либо поднимается…»
Такие лекции восхищают профессора.
Он даже предлагает капитану сотрудничество.
Он готов взять рукописи капитана Немо на хранение — ведь они бесценны, они должны принадлежать всему человечеству. Можно обижаться на людей, но ведь понятно, что мир может принадлежать человеку только как виду. Что для этого требуется? Да самая малость. Надо всего лишь вернуть профессору и его спутникам свободу. Ах, это невозможно? Категорически невозможно? Вы обращаете нас в рабство?
«Называйте это, как хотите», — холодно отвечает капитан.
Какой же после этого он борец за освобождение угнетенных народов? Он негодяй, считает грубый Нед Ленд.
«Задавались ли вы вопросом, на что способна любовь к свободе, помноженная на ненависть к рабству? — негромко спрашивает профессор Аронакс, все еще надеющийся на понимание. — Осознаете ли вы, капитан, какие опасные планы эти чувства могут внушить таким неистовым натурам, как наш канадец?»
Но капитану Немо ни до кого нет дела.
40
«К предлагаемому роману, — писал Этцель в предисловии к вышедшему отдельным изданием «Капитану Гаттерасу», — скоро с успехом присоединятся новые произведения г. Верна, о которых мы постараемся заблаговременно оповещать читателей. Произведения уже изданные и те, которые будут появляться впредь, по плану, задуманному автором, составят в своей совокупности серию романов, объединенных под общим заглавием "Путешествия в известные и воображаемые миры". Автор поставил своей целью подытожить в этой серии все сведения, добытые современной наукой в области географии, геологии, физики и астрономии, и представить историю всей вселенной в живой и занимательной форме».
В марте 1869 года в «Журнале воспитания и развлечения» появилось объявление и о том, что в ближайшие месяцы Жюль Верн обещает закончить новую книгу — «Путешествие под водой», которая, возможно, станет самой необыкновенной в серии необыкновенных путешествий.
Ожидания читателей подогрели неожиданные события.
В октябре того же 1869 года в «Маленькой газете» отдельными фельетонами начал печататься фантастический роман Аристида Роже (псевдоним профессора Ж. Рангада) «Необыкновенные приключения ученого Тринитуса». Отдельной книгой роман А. Роже вышел под названием «Путешествие под волнами».
Пришлось ввязываться в спор о приоритетах.
23 октября «Маленькая газета» поместила заметку, в которой Жюль Верн уверял редакцию и читателей в том, что свой роман под очень близким названием — «Путешествие под водой» — он начал писать гораздо раньше, чем началась публикация «Путешествия под волнами».
Впрочем, не это казалось главным.
Тревожно складывалась политическая ситуация.
Франция всеми способами старалась воспрепятствовать объединению Пруссии, Баварии и Саксонии. На этом фоне очень ко времени пришелся выход «Иллюстрированной географии Франции и ее колоний». Жюль Верн гордился этой работой. А законченную рукопись, посвященную приключениям «Наутилуса», он доставил в Париж на «Сен-Мишеле».
В кабинете Этцеля писатель позировал художнику Э. Риу, увековечившему его в образе профессора Аронакса в замечательных иллюстрациях к роману. А самому капитану Немо художник придал черты известного в те годы полковника Жана Шарраса — неистового республиканца, изгнанного из Франции после государственного переворота 1851 года…
Внимательно следя за происходящим во Франции и в мире, Жюль Верн писал отцу:
«Вот баланс нашей Империи после восемнадцатилетнего царствования: в банке один миллиард, ни торговли, ни промышленности, зато появились военный закон, уводящий нас к времени гуннов и вестготов, всеобщее оскудение нравов и бессмысленные войны в перспективе. — И спрашивал: — Неужели лучшим доводом до сих пор является ружье Шаспо?»
[29]
41
Сдав рукопись издателю, Жюль Верн незамедлительно приступил к роману «Вокруг Луны». Многие читатели помнили, конечно, что пассажиры артиллерийского снаряда, выпущенного из американской колумбиады, все еще остаются на орбите земного спутника и непременный секретарь «Пушечного клуба» Дж. Т. Мастон неотрывно следит за движением снаряда в мощный телескоп.
Жюль Верн долго искал возможность возвращения необыкновенных путешественников на Землю и нашел ее в ошибке, якобы допущенной при расчетах, которые, как всегда, выполнял непременный секретарь «Пушечного клуба».
Конечно, снаряд не должен упасть на Луну! Ни в коем случае!
Если снаряд окажется на Луне, ни о каком возвращении не будет и речи.
Кстати, одна из собак, взятых с собой межпланетными путешественниками, — по кличке Саттелит, — в полете заболела и сдохла. Труп ее выбросили, и он, в свою очередь, превратился в спутник — теперь уже снаряда. Через много лет, в ноябре 1912 года в далеком и холодном Санкт-Петербурге русская поэтесса Зинаида Гиппиус по-своему вспомнит эпизод, так ярко описанный Жюлем Верном:
Остов разложившейся собаки
Ходит вкруг летящего ядра.
Долго ли терпеть мне эти знаки?
Кончится ли подлая игра?
Все противно в них: соединенье,
И согласный, соразмерный ход,
И собаки тлеющей крученье,
И ядра бессмысленный полет.
Если б мог собачий труп остаться,
Яркопламенным столбом сгореть!
Если б одному ядру умчаться,
Одному свободно умереть!
Но в мирах надзвездных нет событий,
Все летит, летит безвольный ком.
И крепки вневременные нити:
Песий труп вертится за ядром.
42
Рассчитывая разные варианты возвращения межпланетных путешественников на родную планету, Жюль Верн поначалу обратился за помощью к Бертрану — непременному секретарю Французской академии наук, но тот заниматься подобной ерундистикой не пожелал, — он находил книжки Жюля Верна легковесными.
