— Какой ужас, какой бред!
Ежов с размаху стукнул кулаком по столу.
— Евгения! Ты играешь с огнем. Думаешь, что меня окружают одни друзья. Не тут-то было. Есть люди, которые только и ждут, когда я оступлюсь, чтобы меня добить, смешать с дерьмом. А если ты будешь вести себя таким образом, то нам обоим придет конец и уже ничто нас не спасет. Компания, в которой ты находишься, очень сомнительная и наводит подозрение в том числе и на меня, тем более теперь. Ты должна разбираться, с кем встречаться, а с кем не стоит.
— Но среди тех, с кем я встречаюсь, нет врагов. Мы же десятки раз говорили об этом!
— Откуда ты знаешь? Враг изощрен и коварен, умело маскируется. Уж я-то представляю себе, что такое двурушники.
Евгения всхлипнула и, ничего не сказав, быстро прошла в спальню. Взбудораженный Николай Иванович закурил папиросу и снова стал мерить шагами кабинет.
Ему всегда не нравилась компания жены. Ее тянуло не к партийным работникам и их женам, — кроме Зинаиды и Серго Орджоникидзе, она ни с кем из круга Ежова общаться не могла, — а к писателям, артистам, художникам, издательским работникам и журналистам. И это при всем при том, что сама по себе она практически ничего не представляла, была машинисткой и только потом благодаря знакомствам стала журналисткой, хотя сама почти ничего не писала. Женя конечно же была начитанной, интересовалась кино и театром. И таких, как она, много, но не всем удается сблизиться с богемой, тем более что известные люди общались с ней явно не из-за ее положения. Евгения Гладун была вхожа во многие престижные московские дома еще до того, как вышла замуж за высокопоставленного партийного функционера Ежова. Просто общительная, симпатичная и веселая Женя могла стать украшением любой компании. С ней дружили писатели Исаак Бабель, Леонид Соболев, Иван Катаев, ученый и полярник Отто Юльевич Шмидт, известный журналист Михаил Кольцов, крупные издательские работники братья Семен и Владимир Урицкие, Ионов (Бернштейн) и многие другие известные люди из числа творческой интеллигенции.
Иногда Николай Иванович начинал ревновать жену к этим людям, особенно к Бабелю и Семену Урицкому. Ежов хорошо знал, что Женя проводила время с Бабелем в Германии в 1927 году, когда работала в Берлине машинисткой в нашем полпредстве, а он приезжал туда по литературным делам. Он допускал, что их интимная связь может продолжаться и сейчас. Это самый подозрительный человек из окружения Евгении, с антисоветским душком. В Красной Армии воевал и даже в ЧК немного служил. А какой пасквиль на Красную Армию сочинил. Ни Буденный, ни Ворошилов ему «Конармию» никогда не простят. Там что ни командир или боец, то вор и бандит. Ни славы, ни героизма Бабель в конармейцах так и не нашел, наверняка со злым умыслом. У народа любовь к Красной Армии захотел подорвать. Троцкистские штучки.
А на что сейчас Бабель живет? Ездит по курортам, по заграницам, пиры у себя дома и у друзей устраивает. А уже давно ничего не пишет и не издает.
И к нему он неспроста в дружбу лезет. Несколько раз домой приходил, к себе звал. А недавно на дачу к нему певца Утесова привез, узнал, видно, что Ежов его песни любит. Но он на эту дружбу никогда не пойдет. Зачем она ему? Только опозориться можно.
Хорошо бы на этого Бабеля надеть наручники да отправить его в Лефортово. Чтобы там всю его антисоветскую душу наизнанку вывернули. Да нельзя. Бабель не дурак, он специально вокруг Жени ошивается, прикрытие себе обеспечивает. Знает, что пока ни у кого рука не поднимется его сажать и семью Ежова этим позорить. Чего он там следователю может наплести, одному Богу известно. Наговорит и на Женю, и на него самого. Так что нельзя арестовывать Бабеля, его показания из НКВД могут быстренько до Хозяина дойти. А люди для этого найдутся. Тот же Агранов. Придется терпеть, ничего не поделаешь.
И Семен Урицкий тоже темная личность. Ежов о нем собрал кое-какие материалы. Он племянник Моисея Урицкого, первого председателя Петроградской ЧК. В революционном движении с пятнадцатого года, но в РКП(б) вступил только в 1921 году. До революции состоял в РСДРП Интернационалистов «Новая жизнь», а с семнадцатого, когда она ликвидировалась, вроде бы считался беспартийным. Запутанная у него биография, сомнительная. Да и с троцкистами он в свое время активно якшался.
Урицкий очень способный человек, хороший журналист и администратор. Он работал в РОСТА, в «Гудке» и сейчас одновременно возглавляет несколько газет и журналов. И Евгению он в конце двадцатых притащил в журналистику, сначала в «Крестьянскую газету», а потом сделал своим заместителем в журнале «СССР на стройке», где сам был по совместительству главным редактором.
Все это не случайно. Женя не деловой человек и толку от нее в редакции мало. За другое ее ценит Урицкий. Вся их дружба через постель проходит. А в последнее время он наверняка рассчитывает на поддержку Ежова.
Вот с какими людьми связана жена наркома внутренних дел, и добром это вряд ли может кончиться. Сколько раз Ежов просил ее расстаться с этой компанией! Бесполезно. Женя плакала, доказывала, что это прекрасные люди и патриоты. Общение с ними стало ее образом жизни, и ей скучно проводить время с малопривлекательными и ограниченными коллегами Николая Ивановича. Силой заставить Женю порвать с этими друзьями он не мог. Вдруг она уйдет от него. А этого ему очень не хотелось.
От мысли, что он, которому поручили навести порядок во всей стране, не может навести таковой в своей семье, Николаю Ивановичу вдруг стало грустно, и он решил пойти на кухню и выпить там немного водки. Это должно помочь ему переключиться на размышления о кадровых изменениях в НКВД, которые прервала своим приходом Женя.
В кухне за стеной шумела вода, Женя принимала ванну. Ежов одну за другой выпил две стопки водки, закусил маринованными маслятами. Потом снова вернулся в кабинет, сел за стол и стал делать пометки на листе бумаги.
У него уже давно выработалась привычка записывать свои мысли, особенно по кадровым вопросам. Рядом с каждой фамилией он составлял целый список сведений о данном человеке, его качествах, о связанных с ним лицах. Все это он обводил кругами, квадратами, соединял стрелками, ставил вопросительные знаки. Получался целый ребус, разобраться в котором мог только он один. Такие схемы давали ему возможность взвесить все «за» и «против» какого-либо кандидата на кадровое назначение. Вот и сейчас он уже исписал таким образом несколько листов.
С заместителями пока все ясно — Яков Агранов и Матвей Берман. Каганович сказал, что будет вакансия. И наверное, даже не одна, а две. Ему нужно больше заместителей, чем требовалось Ягоде. Тот худо-бедно шестнадцать лет проработал в ЧК, к чести его будет сказано, хорошо разбирался в оперативной работе, знал аппарат НКВД, поскольку сам его формировал. А ему, Ежову, предстоит во многом разобраться и здесь без квалифицированных заместителей не обойтись. Вместо Георгия Прокофьева куратором милиции нужно поставить Льва Николаевича Бельского, который от рождения был Абрамом Михайловичем Левиным. В революции он с 1904 года, сначала в Бунде, потом в РСДРП. В ВЧК с восемнадцатого года. Уже два года, как возглавляет Главное управление рабоче-крестьянской милиции НКВД СССР. Репутация безупречная, спокойный и рассудительный человек. Ягода не любил его, и у них часто возникали стычки. Другим заместителем нужно поставить Михаила Петровича Фриновского, который сейчас начальник Главного управления пограничной и внутренней охраны НКВД СССР. Этот человек, огромного роста и богатырского телосложения, с глубоким шрамом на щеке, с 1919 года прошел хорошую чекистскую школу. Работал в особом отделе Первой Конной армии и Юго-Западного фронта, был заместителем полномочного представителя ОГПУ Северо-Кавказского края, представителем ГПУ Азербайджанской ССР, командовал дивизией имени Дзержинского. Имеет армейское звание комкор. Человек волевой, нахрапистый, отличный руководитель. Из всех заместителей ему можно полностью доверять. В последнее время они с Мишей здорово подружились. Фриновский уже почти год как каждую неделю сам в ЦК к нему приходил или на дачу приезжал. Наверное, половину всех сведений энкавэдэшной «кухни» Ежов получал от него. Фриновский вовсю полоскал Ягоду, хотя тот немало сделал для его выдвижения. Что ж, принципиальность превыше всего.
