– Владимир Николаевич, я этого и не собирался делать.
Крылатый разведчик вылетел, когда восточное небо над горами только-только начало светлеть, и вернулся поздно вечером в тот же день. На следующее утро дракон выдал то, что с натяжкой можно было бы назвать докладом.
В пещере вокруг каменного стола разместились сам Таррот, представитель землян (лейтенант Семаков), а также капитан Риммер, лейтенант Малах и магистр Тифор. Наибольшую трудность представлял перевод драконьих представлений на человеческий, точнее, на земной. Обсуждение выглядело примерно так.
– А если считать от поворота на восток, это какая по счету бухта? Нарисовать можете?
– Зачем? Вот карта…
– Так это Золотой рог. Те корабли с трубами, на которые, как вы говорили, входили люди с мешками – у какого пирса они стояли?
– …уголь грузили, тут без вопросов.
– Интересно, а продовольствие? Ах, нельзя одновременно…
Между тем погрузка продовольствия как раз и была бы несомненным признаком скорейшего выхода в море. Семаков про себя отметил, что это еще предстоит выяснить.
К сожалению, в полный штиль дракон не смог разглядеть флаги. Он, правда, утверждал, что все они были с красным цветом, но, как на грех, этот цвет имелся на флагах и Турции, и Франции, и Англии. Иначе говоря, только разведывательный корабль мог доставить полный набор сведений.
Нахимов был сильно занят, поэтому командира «Морского дракона» принял контр-адмирал Истомин. Приказ поступил краткий и категоричный.
– Приказываю произвести разведку вблизи Босфора. Риск для корабля запрещаю! Посему в бой без необходимости не вступать.
– Ваше превосходительство, разрешите опробовать вооружение на дальней дистанции. Осмелюсь доложить: риска при этом никакого.
Истомин чуть задумался, потом ответил:
– Повторяю: без малейшего риска. Никаких повреждений быть не должно!
В самый последний момент доставили кристаллы для защиты. Тифор вызвался установить их на нужные места уже на ходу.
Пятого апреля «Морской дракон» вышел в море. А рано утром шестого апреля три пароходофрегата (английские «Один» и «Донтлесс», французский «Эридис») первыми вышли из Босфора навстречу русскому разведчику. Правда, они сами об этом не подозревали. Командором этого отряда назначили французского капитана. Вслед за ними шла эскадра: семь пароходофрегатов, девятнадцать линейных кораблей и два транспорта под командованием адмирала Гамелена. У них был приказ атаковать Одессу.
Командир «Дракона» отнюдь не собирался напрягать экипаж и двигатели. Железный корабль шел ходко, но без особой спешки, делая шестнадцать узлов (по лагу) даже без постановки «Гладкой воды».
– Три корабля прямо по курсу!
От крика сигнальщика в рубку поспешили и подвахтенный офицер (им был лейтенант Мешков), и все прочие высшие чины. Своих в этих водах не могло быть по определению. Но пока что над горизонтом были видны только мачты. Судя по отсутствию дыма, неприятель шел под парусами.
Не прошло и четверти часа, как над горизонтом уже завиднелись корпуса трех противников. А на расстоянии не более двух миль за ними шла целая эскадра. Командир взялся за подзорную трубу.
– Два англичанина, один француз, – объявил он. – Трубы виднеются, но дыма нет. Значит, котлы холодные. Полагаю, узлов одиннадцать на полном ходу дадут, а то и все двенадцать.
Мичман Шёбёрг чуть заметно качнул головой:
– Осмелюсь возразить, Владимир Николаевич. Сейчас идут бакштагом, да только ветер слабоват. И девяти узлов не делают; даже когда пар дадут – и то в двенадцати сомневаюсь.
И поскольку именно второй помощник исполнял обязанности штурмана, то он добавил:
– По счислению: не более сорока миль от входа в Босфор.
Казалось, Семаков был всецело поглощен зрелищем идущей навстречу эскадры и потому никак не отреагировал на слова мичмана. Но тут командир отвел глаз от подзорной трубы, и на лице его появилась улыбка, в которой начисто отсутствовала доброжелательность.
– А наш-то – зубастый, – несколько двусмысленно шепнул младший унтер Зябков стоявшему рядом боцману. Тот согласился:
– Точно, зубастый.
С этого момента прозвище прилипло.
Характер улыбки подтвердился:
– Корабль к бою!
Эта команда была хорошо усвоена экипажем. На учениях командир был достаточно требователен (хотя в зубы не совал), и нижние чины затвердили порядок действий накрепко. Матросы довольно быстро сняли рамы со стеклами, отнесли их в трюм, а другая группа поставила тяжеленные броневые заслонки. На самом деле эта броня, конечно, таковой не являлась (обычная низкоуглеродистая сталь без термообработки), но и для капитана Риммера, и для российских моряков сама концепция бронирования боевого корабля с помощью специально подготовленного металла была в новинку. Дверь до особой команды оставили открытой.
Несомненно, на кораблях противника заметили «Морского дракона». Последовал интенсивный обмен сигналами. Из трубы «Эридис»
[10] повалил черный дым.
Капитан Мерсье отсигналил англичанам, что сам займется преследованием. Француз радовался, что победу не придется ни с кем делить. Победу при Синопе он считал не успехом русских, а провалом турок. Зная о превосходном состоянии машины и котлов на своем корабле, он не сомневался в исходе боя – конечно, если русскому не удастся каким-то чудом удрать. Вероятно, не последнюю роль сыграло подсознательное стремление утереть нос гордецам-англичанам.
Английские капитаны дисциплинированно и даже охотно подчинились командору. Надобно заметить, что командир «Одина» не страдал отсутствием честолюбия. Но он не был знатного происхождения, поэтому не заканчивал элитную школу и, хотя ухитрился дослужиться до мостика боевого корабля, но большее ему не светило. Мистер (не сэр, тем более не лорд) Фрэнсис Скотт опирался в своей морской работе на силу ума, а не характера. А еще он наблюдал битву при Синопе (издали), и это зрелище навсегда излечило его от недооценки русских. Как раз в данном случае недооценка прямо напрашивалась. Крохотный кораблик, водоизмещение которого на глаз не составляло и двухсот тонн, заведомо не мог быть серьезным противником. На его юте в хорошую подзорную трубу просматривалась пушечка (одна!) мизерного калибра – и ни единого пушечного порта по бортам. Парусов и быть не могло: некуда ставить. То есть этот корабль приводила в ход только паровая машина. Правда, не было дыма, но англичанин знал, что другое топливо, например, земляное масло, будучи употреблено вместо угля, может быть бездымным. Полностью беззащитное суденышко. Однако капитан Скотт не поверил в глупость командира этой скорлупки. И предположил, что защита явно разведывательного кораблика в его скорости. Почти наверняка гоняться за ним бесполезно, а вот навести на огонь замаскированных русских батарей этот якобы безобидный корабль в состоянии.
