– Господа, я полагаю, что стоит подумать о способах противостоять этому резвому разведчику.
– Согласен. Что вы сами об этом думаете? – спросил английский адмирал, тем самым давая понять, что француза он числит младшим в чине среди присутствующих. Тот притворился, что не понял намека, и ответил спокойным тоном:
– По вашим словам, месье Скотт, этот корабль весьма легкий и быстрый. Следовательно, он не может нести толстую обшивку. Ядра, бомбы и гранаты – вот средство борьбы с ним. Даже небольшие из них в состоянии пробить обшивку и добраться до машины, и тогда у русского нет шансов. Без парусов… – и капитан Леру картинно развел руками.
– Мистер Скотт?
Обращение без указания флотского чина или должности являло собой подчеркнутое пренебрежение. Коммодор Скотт не гадал, вызвано ли оно высокомерием адмирала или просто дурным расположением духа. Это просто существовало, и бороться с таким явлением было нечем.
– Напоминаю, джентльмены: русский кораблик невелик и не может нести большой экипаж. Между тем орудие на палубе не имеет никакой защиты. Этим и объясняю стремление русского капитана не выходить на близкую дистанцию. Тем не менее, полагаю, что осколки вряд ли могут повредить чугунные орудия, но зато способны дать значительный эффект выбиванием артиллеристов противника, которых просто некем будет заменить. И согласен с капитаном Леру: при явно тонкой обшивке даже простые ядра могут причинить невосполнимую убыль экипажа и даже повредить орудие, на что, впрочем, рассчитывать я бы не стал. Также полагаю необходимым сбор дальнейших сведений об этом кораблике.
– Ваша точка зрения, мистер Скотт, имеет под собой некоторые основания, – неохотно признал адмирал Дандас. – Что скажете, коммодор Филипс-Райдер?
– Я бы посоветовал при встрече с этим русским не отряжать в погоню за ним одиночный корабль, а вместо того отгонять противника пушечным огнем. Коммодор Скотт отметил повышенную осторожность противника. Этим и надлежит воспользоваться.
– Благодарю вас, коммодор Филипс-Райдер, за весьма здравое замечание. Все необходимые распоряжения по эскадрам, включая французскую и турецкую, будут отданы. Вам же, мистер Скотт, следует понять, что хотя ваша мысль о разведке не лишена смысла, но таковые операции совершенно вне вашей компетенции. Сообщение адмиралу Гамелену будет послано. Джентльмены, вы свободны.
Все собравшиеся знали, что именно адмиралу Гамелену предстоит комакндовать объединенной эскадрой союзников.
Командир «Морского дракона» рассудил, что, имея уже готовый двадцатипятифунтовый гранатомет на корме, стоит начать со сборки подъемника гранат именно для него. Деревянный настил палубы на корме был разобран, в металлических листах, находившихся под ним, Тифор прорезал квадратный люк, и закипела работа по сборке подъемника.
– В сущности несложное механическое устройство, – рассудил лейтенант Мешков, глядя на металлическую стойку. На ней предполагалось закрепить два зубчатых колеса с надетой на них бесконечной цепью с закрепленными на ней лотками для гранат.
Затем дотошный начарт обошел вокруг подъемника.
– Сделано аккуратно, – одобрил он, – Интересно, зачем бронзовые вкладыши на роликах?
– Как раз это понятно, бронза дает уменьшение силы трения, и смазка, опять же, поставлена, – отвечал Семаков, которому также было любопытно глянуть на иноземную машинерию, – я другого не понимаю: как нижнее колесо крутить? Рукояти не предусмотрены, а работа не из малых; усилие на цепи, как я прикинул, пуда четыре с половиной.
У Тифора Ахмедовича, похоже, был прекрасный слух: он ответил без всякой запинки:
– Это и не нужно, Владимир Николаевич. Вот он, привод, – и на ладони рыжего пришельца показались четыре полированных кубика.
Комендор Максимушкин скосил глаза и тихо промолвил:
– Эка блестят, ну ровно золотые.
Начарт тоже не жаловался на слух и отреагировал сразу:
– Нет, братец, не золото это, хоть и блестит. Камень такой, называется пирит, около Екатеринбурга похожий добывают, только иностранцы отполировали кубики так, что хоть глядись в них. И он куда тверже золота. На зуб даже и не пробуй.
Через два дня подъемник был собран и даже задействован. Князь не поленился лично спуститься в трюм и внимательно приглядеться к работе нижнего колеса и цепи. Потом начарт собственноручно опробовал управление (небольшую серебряную табличку, вделанную в стойку на палубе).
После этого состоялся негромкий разговор командира со старшим помощником.
– Владимир Николаевич, вижу кое-какие недочеты.
– Слушаю внимательно, Михаил Григорьевич.
– В трюме темно. Ну как кто из матросиков попадет штаниной в колесо – ведь так и ногу сломать может, ей же. Освещение нужно, пусть даже слабосильное. Хорошо бы два фонарика. Или две лампы. Лучше четыре, по две на подъемник.
– Лампы? Я против; если борт пробьет, то масло может разлиться, а пожара нам тут не надобно. Купим фонарики у наших друзей. Что еще?
– Я подумал… – тут Мешков понизил голос до шепота. Слышно было лишь нечто вроде:
– …спросить у Тифора…
– …даже не знаю, где взять…
– …во флотских мастерских должен быть…
– …много ведь не надо… послать кого из унтеров…
Тут Семаков повысил голос:
– Тифор Ахмедович, тут ваше мнение потребно.
Подошедший магистр выслушал вопрос, заданный все тем же приглушенным голосом, и понимающе кивнул:
– Никто такого не пробовал, но теория не запрещает. В самом крайнем случае смоем.
– Ну да… Кроев!
– Я!
Последовал короткий, столь же негромкий и потому невнятный диалог:
– Нам нужно раздобыть… во флотских мастерских поискать…
– Ваше благородие, а зачем… у меня запасец…
– Какого цвета?
– Это ваш-бродь, проверять надобно…
– …кисть малая найдется? Тащи все, что имеется!
Не прошло и пяти минут, как пластинка управления оказалась покрыта слоем прозрачного темно-желтого лака. Теперь ее трудно было принять за серебро.
– Тифор Ахмедович, что скажете?
– Ваше благородие, нельзя трогать, лак просохнуть должен, – встрял боцман.
– И не собираюсь, сударь… – с этими словами рыжий загадочно пошевелил пальцами рядом с остро пахнущей пластинкой, – ага… как я и говорил: нормально проходят потоки. Пусть сохнет.
Российские офицеры удовлетворенно переглянулись: уж теперь-то никто не примет эту деталь за серебряную.
– Да, вот еще: Михаил Григорьевич, наш мичманец ведь не в полной мере знает о негации. Ты уж его просвети. Ему ведь в случае чего тебя заменять.
Лекция состоялась в тот же день.
