Мичман Шёберг, в свою очередь набрался храбрости для реплики (на его взгляд, напрашивающейся):
– Надеюсь, достаточно очевидно, что предложенное вами оружие может оказаться не столь совершенным, как это предполагалось. Иначе говоря, мы не можем гарантировать эффективность.
– Иван Андреевич, об этом в договоре нет ни слова. Мы все понимаем, что любое оружие может иметь и положительные, и отрицательные особенности. Думаю, что вам как опытному морскому офицеру это совершенно ясно.
От комплимента мичман малость порозовел. Впрочем, его коллега не замедлил влить ложку дегтя в бочку с медом:
– С вашего позволения, Иван Андреевич, я добавлю кое-что. Допустим, мы испытаем новую конструкцию гранатомета. Полагаю вполне возможным, что обнаружатся некие устранимые недостатки. Мы сообщим о них, но… война меж тем будет продолжаться. И лучше иметь что-то несовершенное, чем вообще ничего. Как насчет поставок гранат для тех гранатометов, что уже установлены на «Морском драконе»?
Вопрос вызвал интенсивную перестрелку взглядами среди иномирцев. Наконец, Малах высказал свое мнение:
– Я не могу отвечать за возможности наших мастерских там… но, полагаю, что все изготовленные гранаты будут немедленно переправляться сюда. Задержки могут случиться только по причине нехватки сырья.
– В таком случае у меня более нет вопросов. Иван Андреевич? Тоже нет. Могу ли я захватить текст договора с собой ради предъявления его адмиралу?
– Разумеется.
Дело, по которому отвлекся лейтенант Семаков, было, увы, почти ожидаемым. Да что там говорить: почти регулярным.
Околоточный был настолько вежлив, насколько это вообще возможно для полицейского не особо высокого чина:
– Вы уж, ваше благородие, хоть как приструните ваших бузотеров. Кабак-то они мало что не по бревнышку раскатали. А что насчет морд битых, так я и вовсе…
Оба собеседника превосходно знали причину снисходительности околоточного. Подчиненные лейтенанта не отличались кротостью, будучи в нетрезвом состоянии. И полицейский вряд ли допустил преувеличение в описании «сих кренделей», по его собственному выражению. Но околоточный знал, что именно этот лейтенант сделает все возможное, чтобы вытащить своих матросов из холодной. Знал он также, что при этом может перепасть некое материальное вознаграждение. Конечно, с хозяином кабака придется слегка поделиться, но… впервой, что ли? И оказался прав.
Пятирублевая ассигнация скользнула в руку служителя закона.
– Варсонофий Феофилактович, сам ведь знаешь: моим зверюгам не сегодня-завтра в бой идти. И еще неизвестно, чем дело кончится.
– Так ведь пока бог миловал, ваше благородие. Вон я слышал, ваши пушкари чужой линейный корабль сожгли.
– Истинным крестом клянусь, как есть тебе все налгали. И корабль не из линии – хочу сказать, не из самых великих – да и пожар англичане, по всему видать, потушили. Правда, фок-мачту сломали под корень, это да… Так что не сомневайся, мои получат хороший пропихенец.
В словах моряка опытный полицейский не усомнился – и тоже оказался прав. Именно это назавтра и произошло.
Так что не приходится удивляться, что лишь вечером следующего дня Семаков смог отвлечься от дел насущных и ознакомиться с проектом договора. Дело проиcходило в доме лейтенанта Мешкова. Мичмана Шёберга не было: он в тот момент гонял команду на предмет вылизывания и наведения блеска.
Первое, что сказал командир «Морского дракона» по изучении этого важного документа, было:
– Хм-м-м…
Через минуту последовало задумчивое:
– Ага…
По истечении еще одной минуты раздумий Семаков вдруг вскинул глаза на старого товарища и коротко бросил:
– Что ж, выходит, мы с тобой правильно тогда оценили ситуацию. Испытатели – вот кто им нужен. Есть какие новые идеи относительно того, где достать негатора?
Князь Мешков явно уже прорабатывал варианты, поскольку ответил без малейших раздумий:
– Михайловская церковь. Ты ведь батюшку знаешь?
– Как же!
– Он привечает убогих, всем это известно. Точно знаю: сколько-то искалеченных с Синопской битвы у него при должностях: подметать там, прибирать, на огороде… всякое такое. И еще одна проверка: тот писарь при Пал Степаныче, о котором мы говорили.
– На самом деле его сам Корнилов пристроил на должность. Хочешь сказать, когда я к Нахимову пойду, так и его проверить?
– Неужто жалко тебе пары минут: зайти к нему в каморку да глянуть на твой пистолет?
– Не жалко.
Связи Мариэлы среди сливок севастопольского общества дали плоды. Она лишь мельком заметила при случае – тот заключался в хроническом холецистите купца Панферова – что, дескать, сама питает слабость к разным редким камням, пусть даже не драгоценным, и с удовольствием познакомилась бы с кем-то из местных любителей:
– …бывают, знаете ли, такие персоны, для которых красивые и редкие камни – чуть ли не единственная страсть.
Госпожа Панферова, несколько костлявая (немецкое происхождение сказывалось), крупная дама с добрым голосом и менее добрыми глазами, встрепенулась:
– Ну тогда вас точно надо представить Константину Владимировичу, – а поскольку во взгляде у женщины-врача явно читался вопрос, то купчиха продолжила, – он, знаете ли, учительствует в гимназии по каллиграфической части. Весьма приглядные камни имеет.
Ее супруг был в превосходном настроении по причине исчезновения болей, и потому добавил в доброжелательном тоне:
– Вы ведь задумали посетить меня завтра, Марья Захаровна? Вот и отлично, устроим чаепитие, и я представлю вам господина Зеленцова.
Но все же купец – он всегда купец, почему и последовало продолжение:
– Имейте, однако ж, в виду, любезная Марья Захаровна, живет господин Зеленцов на жалованье, лишних средств у него мало. Так что дорогой камень он навряд купит.
– Ну, этот вопрос не ко мне, – мило улыбнулась иностранка, – скорее к моему соотечественнику Тифору Ахмедовичу, его тут адмирал Нахимов нанял по флотской части. Он в камнях и ценах понимает куда больше меня. Но у него вряд ли задумывалась продажа. Скорее он затеял обмен.
– Обмен? – Недоверчиво подняли брови супруги Панферовы.
– Конечно. Если у Констатин Владимировича есть в его собрании два камня одинакового вида, и у Тифора Ахмедовича тоже два, но другие – каждый дает в обмен по одному. И оба в прибыли.
Улыбка госпожи Панферовой была исполнена прямо-таки христианской любовью и всепрощением:
– Так ведь, Марья Захаровна, при таком обмене не то, что в прибыль – в убыток можно впасть, если камни неравноценные.
– Помилуйте, Луиза Робертовна, ведь никто ж не заставляет отдавать алмаз за кремень.
Как ни скудно была образована купчиха, эти слова, относящиеся к минералогии, были ей известны.
