К счастью, никого по пути Гаэль не встретила, тихонько вошла и осторожно тронула мальчика за плечо. Он поначалу растерянно заморгал, но тут же узнал и вспомнил. Гаэль подвела его к порогу облегчиться, потом покормила хлебом. Искать карту она не решилась, но знала, что место, адрес которого небрежно нацарапан на бумаге, находится в двух деревнях отсюда. Как туда добраться, ей было тоже известно.
— Мне опять нужно лезть в подвал? — спросил Жакоб, но Гаэль покачала головой:
— Нет, мы поедем туда, куда велела твоя мама.
Она помогла малышу забраться в корзину и накрыла его одеялом, предварительно оставив садовые инструменты в сарае. Гаэль решила, что поездка при свете дня не вызовет никаких подозрений. На дорогу у нее чуть больше часа. Документы и разрешение на свободный проезд по стране у нее есть, и, если ребенок ничем не выдаст своего присутствия, никаких проблем возникнуть не должно. Местные солдаты никогда ее не останавливали, хоть она и была хорошенькой, потому что были предупреждены о необходимости относиться к здешним женщинам с уважением. Командующий гарнизоном был очень строг в этом отношении. Кроме того, было очевидно, что Гаэль из почтенной семьи и, мало того, живет в том же доме, где поселился начальник гарнизона.
Прежде чем покинуть поместье, она в последний раз проверила, как устроился в корзине Жакоб, и отправилась в путь проселочными дорогами среди других велосипедистов, направлявшихся в соседнюю деревню. Никто ее не остановил, не спросил документы, солдаты на блокпостах просто махали вслед, а кое-кто даже ей улыбался. И поскольку выглядела она истинной арийкой, никто ни в чем ее не заподозрил.
Около двух часов понадобилось на то, чтобы отыскать нужный адрес. На бумаге не было имени, поэтому, добравшись до места, она просто позвонила у ворот. Несколько минут спустя вышел высокий молодой человек и, подозрительно уставившись на девушку, не очень приветливо спросил:
— В чем дело? Вы кто?
Она не знала, что сказать: пароля у нее не было, инструкций — тоже, поэтому она просто ответила, кивнув на корзину:
— У меня для вас посылка.
В его глазах явно читался вопрос, на который она не могла ответить.
— Какая еще посылка?
Гаэль вытащила из кармана клочок бумаги и протянула ему: может, почерк узнает? И он действительно отреагировал немедленно:
— Заходите!
Оказавшись внутри, она стала молиться в надежде, что поступает правильно, и осторожно подняла одеяло. Жакоб сел и посмотрел на них. Молодой человек свирепого вида тут же расплылся в улыбке, поднял мальчика и прижал к груди:
— Добро пожаловать, малыш! Мы о тебе позаботимся.
— А где мама и папа? — оглянувшись по сторонам, спросил Жакоб. Парень покачал головой:
— Их здесь нет. Но зато есть друзья, которые готовы тебе помочь.
— Его зовут Жакоб, — пояснила Гаэль.
Молодой человек представился как Симон и повел гостей в глубь гаража, к неприметной двери. На стук вышла хорошенькая молодая женщина и, улыбнувшись, взяла ребенка.
— Это Жакоб, — представил малыша Симон.
Женщина смотрела на мальчика с такой добротой, словно долго ожидала его появления. Гаэль увидела в комнате и других детей. Когда дверь за ними закрылась, Симон пояснил:
— Вы как раз вовремя: сегодня вечером мы переправляем пятерых ребятишек в Шамбон, и Жакоб может поехать с ними.
Она знала, что Шамбон-сюр-Линьон находится в Оверни, в департаменте Луар, на юге Центральной Франции, но больше ничего сказать не могла, а он вел себя так, словно Гаэль сто раз там бывала.
— За последние два года мы отвезли туда более двух тысяч детей. Все — еврейские беженцы, как Жакоб. Друзья и соседи прятали их в домах, отелях, на фермах и в школах, — принялся объяснять Симон.
Через три месяца после начала оккупации Шамбон и близлежащие деревни взяли на себя заботу о еврейских детях. Движение возглавили протестанты под предводительством пастора Андре Трокме, которого прихожане считали святым. Теперь по всей Франции имелись укрытия для евреев, а люди вроде Симона и той женщины, которая взяла Жакоба, переправляли детей в безопасные места.
Каким-то чудом мать Жакоба услышала о них и записала адрес для сына, попросив отдать тому, кто его найдет.
— Мы стараемся перевезти их поближе к швейцарской границе и там прячем у местных жителей. Потом делаем им новые документы, даем другие имена.
Несколько месяцев назад пастор Трокме произнес речь в Париже, обвинив соотечественников в трусости и антисемитизме. Сам он, известный пацифист, был полон решимости противостоять местным властям. Пока его не трогали. Трокме тесно сотрудничал с американскими квакерами из Комитета службы американских друзей и его председателем Бернсом Чалмерсом, два года пытавшимся договориться об освобождении интернированных евреев, но дело не двигалось с места. Трокме превратил целые деревни по соседству в подпольную сеть, чтобы защитить и приютить еврейских детей. Симон заверил, что они самые храбрые граждане Франции и, кроме того, им помогает швейцарский Красный Крест. А шведское правительство недавно стало посылать Трокме в Шамбон финансовую помощь для более успешной работы.
— У вас что-то вроде секты? — спросила Гаэль, сбитая с толку всем, что он рассказал.
— Мы работаем на ОСИ
[2], обществе помощи детям. Если кто-то приводит к нам детей, мы отвозим их в Шамбон. Сотрудничаем не только с пастором Трокме и американскими квакерами, но и с любым, кто к этому готов. Если когда-нибудь еще доставите нам такую «посылку», будем рады помочь.
Девушка, поколебавшись, кивнула. Теперь ей казалось, что это единственно правильный поступок. Ребекка была бы ею довольна, хотя для нее самой Гаэль ничего не смогла сделать. Все, на что она оказалась способна, — навещать, но освободить не сумела. А ведь если бы доставила в Шамбон, могла бы, наверное, спасти…
Слишком больно было думать об этом.
— Жакоб будет в надежных руках, — заверил ее Симон, провожая к воротам.
— Хорошо, что я случайно увидела, как он выбирался из дома через окно, когда забрали его родителей и еще троих детей.
— Повезло ему, что вы там оказались.
Ей было трудно поверить, что весь город и округа так дружно сопротивляются немцам. Должно быть, пастор Трокме — необыкновенный человек, если все так его слушаются, помогают спасать детей. Подумать только, он даже смог заручиться поддержкой иностранцев!
— К завтрашнему дню он обзаведется новым именем и документами.
— А его семья? — печально спросила Гаэль, хотя уже знала ответ.
— Если их депортировали, все сильно усложняется. Переговоры по инициативе Бернса Чалмерса несколько раз заканчивались успешно, но чаще наци отсылают семьи в германские лагеря, и никто оттуда не возвращается. Большинство детей, которых мы прячем, к концу войны окажутся сиротами, если уже не стали таковыми, — мрачно заметил Симон.
