Гаэль вернулась на работу в феврале. К этому времени она почти восстановилась после родов, хотя немного пополнела. Кристофер считал, что это ей идет. Малышку она брала с собой на работу и там кормила. Если Гаэль нужно было поговорить по телефону, она передавала девочку помощнице, а если проводила собеседование, Дафна спала в корзинке в уголке.
В марте они съездили на уик-энд с друзьями Кристофера, семейной парой. Друг его, известный кинопродюсер, предложил обсудить новый совместный с американской компанией проект. Кристофер был очень популярен во Франции, а за прошедший год удостоился престижной музыкальной премии. Гаэль очень гордилась мужем. От выгодных предложений у него не было отбоя.
Они по-прежнему жили в том же особняке: владельцы согласились продлить аренду, так что причин куда-то перебираться у них не было. Здесь было достаточно места, в каждой комнате лежали игрушки Дафны, стояли колыбельки, коляски, корзинки. Для них это был счастливый дом. Гаэль наконец наняла няню, чтобы иметь возможность работать полный день и не брать дочку с собой. Малышка спала уже меньше и требовала внимания.
В апреле они узнали новость, которой никак не ожидали. Гаэль снова была беременна. Ребенок должен был родиться в ноябре, сразу после ее сорок второго дня рождения. Это был для них огромный подарок, дар Небес.
— Я буду самой старой мамашей у них в школе, — посетовала Гаэль, в то время как Кристофер был на седьмом небе от счастья.
Несколько дней спустя они крестили Дафну. Крестной матерью стала Амандин. Оба ее гораздых на проделки мальчугана очень обрадовались новой кузине и то и дело рвались схватить ее на руки. Теперь Гаэль почувствовала себя полноправным членом семьи Кристофера. С его сестрой они успели очень сблизиться, даже иногда говорили о Доминике, и Гаэль очень переживала по поводу холодности дочери и отсутствия между ними отношений.
— Она всегда поглощена собой и крайне неэмоциональна, — пыталась объяснить Гаэль золовке. — По мере взросления характер ее только ухудшается.
— Уверена, что все гораздо проще. Она ревнует тебя к Дафне, новому мужу, считает, что ее отвергли, — возразила мудрая Амандин.
— Она сама себя отвергает, — вздохнула Гаэль с сожалением. — Считает, что я замужеством предала ее отца. Думаю, Роберт не хотел бы, чтобы остаток жизни я провела в одиночестве.
Доминике недавно исполнилось девятнадцать. Она заканчивала предпоследний курс колледжа и была едва ли не лучшей студенткой.
— Ты уже сказала ей о втором ребенке? — спросила Амандин.
Гаэль виновато покачала головой:
— Я думала подождать до лета.
Она подозревала, что эта новость только усугубит ситуацию.
— Она теперь приедет только на Рождество.
И это Доминике точно не понравится. После рождения Дафны она считала дни, стремясь поскорее уехать. Очевидно, она испытывала неловкость: не зря же всегда твердила, что у нее самой никогда детей не будет. Она хотела одного: делать карьеру. Ее единственной страстью был бизнес. Теперь мать и дочь почти не общались, а если и говорили, то коротко и ни о чем. Доминика была занята в колледже или развлекалась с друзьями. Гаэль постоянно разрывалась между мужем, малышкой и работой. А скоро появится и еще один ребенок. Но она не помнила себя счастливее, хотя Доминика и возвела между ними неприступную стену.
К тому времени как они приехали в Саутгемптон, Гаэль уже значительно отяжелела, больше даже, чем в прошлый раз. Первое, что увидела Доминика, — это беременную мать с семимесячной Дафной на руках. Было очевидно, что ребенок не заставит долго ждать. Гаэль выглядела прямо символом материнства и плодовитости.
Доминику увиденное явно вывело из себя.
— Не считаешь, что это немного слишком — рожать каждый год в твоем возрасте? — бросила она, не поздоровавшись. — Что и кому ты пытаешься доказать? Не пора остановиться? Тебе сорок один год!
Она даже не попыталась обнять мать, и Гаэль пришлось подойти к ней самой.
— Ребенок в моем возрасте — это Божий дар. У меня осталось не так много времени.
Доминика небрежно обняла мать и тут же отошла, брезгливо заметив:
— Ты прямо как фабрика по производству детей.
Доминика запомнила мать гламурной и элегантной, какой она была при отце. Они часто развлекались по вечерам, мать всегда ходила только в самой модной одежде. Сейчас же не вылезала из джинсов и толстовок, сапог и кроссовок и всегда либо была с животом, либо с ребенком на руках. Да и стиль Кристофера был богемно-небрежным: длинные растрепанные волосы, джинсы и майки. И как большинство мужчин его возраста, особенно музыкантов, он редко брился в отличие от Роберта, который всегда был ухожен и выглядел безупречно. Для Доминики это было критерием оценки, как низко пала мать.
А Гаэль Доминика казалась еще более холодной и надменной и с каждым годом становилась самоувереннее. Купила дорогую винтажную спортивную машину, старый «ягуар», и теперь на нем разъезжает. Гаэль считала автомобиль слишком уж броским и вызывающим, а Доминика полагала, что взгляды матери и Кристофера давно устарели, да и сами они выглядят неряхами.
Доминика считала, что мать опустилась, когда вернулась во Францию. Больше она не принадлежала к сливкам общества Нью-Йорка и влилась в ряды французской буржуазии. Доминика чувствовала, что в новой семье матери ей нет места. И в этом винила Кристофера. Она считала: то, чем занимается мать, пустым времяпровождением, совершенно несравнимым с обучением в колледже. Ей очень нравилось работать летом в отцовской фирме, где с ней обращались как с принцессой. Она многому там научилась. Не Франция, а Уолл-стрит была для нее эпицентром мира.
За месяц, что они провели в Саутгемптоне, Кристофер ни разу не пожаловался, потому что знал, как важно для Гаэль, чтобы Доминика была рядом. Ничего, кроме досады, не испытывал. Избалованная нахалка игнорировала его или грубила. Он видел, как бьется жена, пытаясь спасти хоть какие-то отношения с дочерью, которой было все равно, и молча страдал. И выдыхал с облегчением, когда приходило время уезжать.
Отдушиной для Кристофера были поездки в город, чтобы встретиться с коллегами-музыкантами, продюсерами, представителями киностудий. Он возвращался полный новых идей, которые спешил обсудить с Гаэль, но глаза ее оставались печальны. Она переживала из-за дочери, с которой так и не смогла наладить отношения, да и вряд ли когда-нибудь сможет.
После Саутгемптона они решили провести август на юге Франции, в Сен-Жан-Кап-Ферра, в доме, который сняли. Там в компании друзей они развлекались, гуляли с Дафной. В общем, великолепно проводили время. Гаэль пригласила и Доминику, но та отказалась: предпочла остаться в Саутгемптоне. Зато к ним приехала Луиза.
Ближе к осени Гаэль опять стала огромной, но работу не оставила. В октябре они наконец закончили одну из самых претенциозных комнат в музее, и Гаэль почивала на лаврах. Она и правда очень много сделала в память о погибших в холокосте, за что получила уважение и признание от многих европейских музеев.
