Она рассказывала о смельчаках из Шамбон-сюр-Линьона, о протестантских пасторах, о членах ОСИ.
— Я работала с ними до самого конца оккупации. И делала это в память о Ребекке: ни ее саму, ни Лотту, ни ее братьев или родителей я спасти не сумела.
Для Кристофера это оказалось открытием. Гаэль не любила вспоминать о войне — слишком тяжело и болезненно, особенно о ложном обвинении в сотрудничестве с немцами.
— Мы все работали тайно, а друг друга не знали. После освобождения все вернулись к своим занятиям. Даже тех, кого знала, я больше не видела. Мы сделали все, что могли, но так и остались безымянными. У всех были свои причины. Для меня такой причиной стала Ребекка.
— Почему ты раньше никогда не говорила о детях? — спросил Кристофер, совершенно ошеломленный тем, что услышал. О картинах, которые она спасла, он знал, но не о детях.
— Не знаю. Просто не могу говорить о войне. Для меня это слишком…
Гаэль осеклась, не в силах подобрать нужное слово.
Кристофер обнял жену, прижал к груди, и она снова заплакала.
— Я так долго спасала чужих детей, а своего не смогла…
— В этом нет твоей вины. Ты же слышала, что сказали доктора: дети с менингитом в таком возрасте редко выживают.
— Дети погибали и в войну, но кого-то мы сумели спасти.
Он кивнул, в который раз подумав, что его жена совершенно необыкновенная.
Потом Гаэль рассказала и о том, каким гонениям ее подвергали, ложно обвинив в предательстве, а она ничего не могла опровергнуть, потому что главным было — спасти детей. О собственной репутации думать не приходилось.
Они еще долго сидели в парке, и Гаэль все рассказывала и рассказывала, словно не могла остановиться.
Вечером, когда они вернулись домой, Кристофер уже в который раз возблагодарил бога за то, что у них есть дочь, хотя и сознавал, что всю жизнь, каждое мгновение каждого дня будет тосковать по Пьеру.
Из материнского долга, а также по велению сердца Гаэль отправилась на церемонию окончания Доминикой Гарвардской бизнес-школы.
Она не взяла с собой Дафну, Кристофер ехать отказался: так и не сумел простить Доминику за то, что не приехала на похороны Пьера. По его мнению, она перешла все границы. В Саутгемптон они больше не ездили. Гаэль несколько раз в году летала в Бостон повидаться с дочерью, когда та позволяла, но теперь даже День благодарения Доминика праздновала со своими друзьями и под любым предлогом отказывалась приезжать в Париж на Рождество. Она ненавидела хаос, создаваемый в доме Дафной, а для Гаэль и Кристофера в этом был смысл Рождества. Доминика с друзьями из бизнес-школы предпочитала ездить в Аспен кататься на лыжах.
Теперь она получала степень магистра — это огромное достижение. И Гаэль очень гордилась дочерью. А когда увидела Доминику среди других дипломантов, даже заплакала.
Доминика была довольна, что мать приехала, тем более одна. Выходные они провели вдвоем, а накануне возвращения Гаэль в Париж вместе поужинали. Доминика строила грандиозные планы и была полна решимости выполнить данные отцу обещания. Она хотела быть такой же, как он, но Гаэль знала, насколько они разные. Роберт был добр и великодушен, сострадателен и щедр. Их дочь совсем не такая. Она словно вся состояла из острых углов. Блестящий ум, острый как бритва язык, холодная, эгоистичная натура.
Но мать всегда остается матерью для любого ребенка, хорошего или плохого.
И сила ее заключалась в том, что она никогда не верила в собственную значимость. Она знала, что Доминика по-прежнему не понимает, в чем суть жизни: воображает, что всего способна достигнуть в одиночку, но это еще никому не удавалось.
Доминика покидала Гарвард в полной уверенности, что скоро станет звездой Уолл-стрит, и Гаэль надеялась, что она когда-нибудь осуществит свои мечты и найдет людей, которые помогут ей в этом. Пока же ей было грустно за дочь. Приносить в жертву тех, кого любишь, не поддерживать в час беды — означает выбрать дорогу одиночества и неверный способ начинать жизненный путь. Если Доминике суждено быть счастливой, то ей придется пройти длинную дорогу и многому научиться: понять, что нужно не только брать, но и отдавать, а не просто украшать мир своим присутствием. Только вот в чем проблема: никто не убедит ее стать такой, какой она быть не хочет.
Гаэль уехала на следующий день, сказав дочери на прощание, как гордился бы ею отец, и это было правдой. Она поцеловала Доминику и пообещала приехать в Нью-Йорк осенью. В Париж Гаэль ее больше не приглашала — все равно не прилетит.
В самолете она думала о Доминике. В то, что они будут когда-нибудь близки, она потеряла веру. Гаэль приехала на церемонию, потому что Доминика ее дочь. Отныне все — ее работа закончена. Теперь только от самой Доминики зависит, кем она станет.
В тридцать, через шесть лет после получения степени магистра, Доминика была уже важной фигурой на Уолл-стрит, и ее мечты сбывались, или казалось, что сбывались, по крайней мере с точки зрения профессии. Мать была счастлива за нее, хотя подозревала, что характер у дочери не изменился и жизни она по-прежнему не знает.
Десять лет спустя, в сорок, Доминика достигла почти всего, о чем мечтала, но мать опасалась, что за ее победами кроется пустота. Она не вышла замуж, не родила детей, даже постоянного партнера не имела. Правда, два года назад, во время одного из приездов Гаэль в Нью-Йорк, Доминика призналась, что двенадцать лет у нее был любовник, женатый, который все это время обещал, но так и не бросил жену.
Доминика двенадцать лет провела в зале ожидания жизни и хотя еще не поняла этого, но обрекла себя на поражение по всем фронтам.
Она стала гордостью отцовской фирмы, но по глазам дочери Гаэль видела, как ей одиноко и она по-прежнему понятия не имеет, что в жизни главное. Все ее мысли были только о бизнесе и сделках. В ней не было отцовской доброты и материнского тепла. И Гаэль было больно видеть, как несчастна дочь, была несчастна всегда, хотя думала только о себе.
К тому времени как Доминика отпраздновала сорокалетний юбилей, Дафне исполнилось двадцать два и она училась на медицинском факультете. Сестры не виделись девятнадцать лет.
Дафна была радостью родителей. В двадцать три она вышла замуж за однокурсника, а еще через год у них родилась дочь Дельфина. Гаэль было уже шестьдесят пять. Увидев впервые малышку, через несколько минут после ее появления на свет, она поняла, что это необыкновенный ребенок. Кристофер тоже обожал внучку, любил проводить с ней время, брал в зоопарк и был убежден, что подобные дети появляются раз в сто лет.
Кристофер безумно любил и близнецов, родившихся два года спустя. Внуки были счастьем его жизни, как и Дафна, и проживший так недолго Пьер.
Дельфине было четыре года, когда дед заболел. Каждый раз, когда позволяла мать, девочка навещала его. Целый год Кристофер боролся с болезнью, но она победила. В час его смерти Дафна и Гаэль были рядом. Он прошептал жене, что любит ее, закрыл глаза, заснул и больше не проснулся.
