– Слушая тебя, можно подумать, что ты стал ярым коммунистом, – не скрывая своего изумления, воскликнул Хуан.
– Ни в каких партиях я не состою, – понизив голос до обычного, ответил Дин. – И это должно заставить тебя задуматься над моими словами. Я рассуждаю как сторонний наблюдатель, а со стороны, как известно, поле боя видно лучше, чем из какого-либо окопа.
Вернувшись в ГДР, Дин завершил работу над фильмом «Эль Кантор». Труднее всего ему далась концовка картины, где показывалась гибель главного героя – певца Виктора. Эта сцена почти в точности воспроизводила подлинную смерть Виктора Хары на стадионе «Чили», и Дину надо было так сыграть эту сцену, чтобы будущий зритель по-настоящему оценил весь ужас того, что произошло и продолжало происходить в Чили. Дин долго внутренне готовился к этой сцене, пытаясь поставить себя на место Хары. И в этом деле ему помог личный опыт. Он вспомнил собственные тюремные университеты в аргентинской тюрьме, где его пытали пусть не физически, но морально – заставляли присутствовать на пытках его товарищей. В итоге финальную сцену он отыграл на одном дыхании.
К сентябрю Дин закончил работу над фильмом и, полностью удовлетворенный результатом, вновь покинул Восточную Германию. Он отправился в Чехословакию, чтобы договориться на студии грамзаписи «Супрафон» о записи своего диска-гиганта под названием «Моя песня для тебя».
Из Чехословакии Дин взял курс на одну из тогдашних горячих точек планеты – Южный Ливан. Эта поездка была не спонтанной. Как мы помним, еще в августе 73-го Дин познакомился и подружился с лидером ООП Ясиром Арафатом. За прошедшие после этого знакомства четыре года их дружба окрепла и пустила глубокие корни с обеих сторон. Дин и Арафат настолько прикипели друг к другу, что при любой возможности старались либо созвониться, либо увидеться друг с другом. Глядя на их взаимоотношения, Альберт Норден даже как-то пошутил:
– Вы случайно не спите друг с другом? А то за Ясиром, говорят, этот грешок водится.
Дин тоже слышал эту версию – что Арафат гомосексуалист и любит общество юных мальчиков. Однако он не верил в эти слухи, считая, что их специально распускают враги Арафата. Ведь лидер ООП вел настолько скромный образ жизни, что обвинить его в каких-либо грехах было очень трудно. Вот недоброжелатели и выбрали эту версию – гомосексуальную. Но Дин на своем веку повидал немало представителей сексуальных меньшинств и легко мог отличить натурала от «голубого». Так вот, по его мнению, Арафат абсолютно не был похож на гомосексуалиста.
После первой встречи с Арафатом Дин не переставал следить за его судьбой и был рад тому, что авторитет этого человека в мире продолжает расти. Несмотря на то что многие люди считали его повинным в смертях сотен людей и называли не иначе как террористом, Арафат все круче взбирался на мировой олимп. Сам король Иордании Хусейн, который в 1970 году заставил 15 тысяч палестинцев бежать из его страны, заявил, что ООП представляет арабов Палестины. После этого Арафата признали и в остальном мире: 13 ноября 1974 года он добился того, что его с высокими почестями приняли в Нью-Йорке на торжественном заседании Организации Объединенных Наций. С легкой руки Советского Союза ООП была включена в состав ООН в качестве наблюдателя, что позволило ООП открыть свои официальные представительства на уровне консульств во многих странах мира.
К тому времени ООП была изгнана с территории Иордании и базировалась в Ливане. Однако спокойной ее жизнь там назвать было нельзя. Две влиятельные силы – христиане-марониты (самая богатая группа в стране) и друзская община – были враждебно настроены по отношению к ООП, поскольку та вносила дисбаланс в их жизнь: своими акциями против Израиля палестинцы навлекали на Ливан ответные удары, а это не могло не возмущать маронитов, которые хотели не воевать, а торговать. В итоге очень скоро Ливан запылал.
Сначала в апреле 1975 года там разразилась гражданская война, а спустя 13 месяцев – в июне 1976 года – в Ливан ввела свои вооруженные силы Сирия, мотивировав интервенцию попыткой положить конец внутриливанской междоусобице и стабилизировать ситуацию в стране (у Сирии были хорошие отношения с Москвой, но здесь она предпочла не слушать ее советов и действовала независимо). Несмотря на отчаянное сопротивление палестинцев, к октябрю большая часть Ливана находилась уже под абсолютным контролем сирийской армии, что привело к полной победе Сирии, капитуляции большей части палестинских вооруженных формирований и фактическому прекращению гражданской войны. Эта победа была выгодна не только Сирии, но и Израилю, а вот союзники палестинцев – социалистический блок – оказались в явном проигрыше.
Несмотря на то что в ноябре 1976 года в Ливан были введены межарабские силы по поддержанию мира (около 30 тысяч человек), ситуация там продолжала оставаться напряженной. Не помогло даже мирное соглашение, известное как Штурийский договор, который был подписан между Ливаном и ООП 25 июля 1977 года, но никем не соблюдался. Правохристианские силы мечтали добить силы ООП, которые дислоцировались в Южном Ливане, для чего устраивались различные провокации. Например, снайперы убивали сирийских солдат, а минометчики и артиллеристы обстреливали кварталы Бейрута. Особенно ожесточенными эти столкновения стали в сентябре – октябре, когда туда приехал Дин Рид. Отправился он туда по приглашению Арафата, чтобы вновь вплеснуть в свою кровь адреналина. Кроме этого, гнали его туда и личные причины: брак с Вибке трещал по всем швам, и Дин мечтал на время забыться от семейных склок, погрузив себя в боевые условия.
Когда Дин приехал в Южный Ливан, там было неспокойно. Ежедневно со стороны Израиля шел интенсивный артиллерийский обстрел этих территорий, из-за чего люди находились в постоянной боевой готовности. Даже подростки ходили, вооруженные автоматами Калашникова, и были готовы отразить любое нападение вражеских сил. Дина поселили в каменном здании, перестроенном под бункер, вместе с командиром федаинов Билалем, который воевал еще в Алжире и пусть не очень хорошо, но все-таки говорил по-английски. Американского гостя он называл «брат Дин».
Вечером, когда федаины собрались в бункере, чтобы отдохнуть и выпить чаю с большим количеством сахара (арабы называют его «палестинский виски»), Билаль попросил «брата Дина» спеть какую-нибудь песню. И Дин исполнил «Мы победим», которая здесь известна не менее хорошо, чем в Америке.
Свою первую ночь на новом месте Дин почти не спал. Он поминутно просыпался от звуков артиллерийской канонады и с удивлением обнаруживал, что все остальные федаины, которые находились с ним в бункере, продолжали пребывать в глубоком сне. Просто они уже привыкли к этому гулу и не боялись быть застигнутыми врасплох христианами-фалангистами – за стенами бункера были выставлены многочисленные посты.
На следующий день Дина специально повезли к линии фронта, чтобы он воочию оценил ситуацию. С высокого холма, на который они взобрались, хорошо просматривались позиции фалангистов. Билаль лично комментировал ситуацию, при этом не забывал постоянно предупреждать Дина, чтобы тот сильно не высовывался.
– У фалангистов хорошие снайперы, – объяснял Билаль.
