– Почему вы так думаете?
– Потому что сам мужчина и живу со своей благоверной больше двадцати лет. И у меня тоже была на стороне женщина, которая мне все уши прожужжала о том, чтобы я бросил семью и наконец женился на ней. Но я этого не сделал, поскольку в нашей среде это называется «аморалкой». За это можно и из партии вылететь. Так что приходилось изворачиваться, но иного выхода не было.
– Значит, и мне вы советуете то же самое?
– А вы, Дин, и так много лет живете подобной жизнью. Разве, будучи женатым на немке, вы не имели в любовницах нашу актрису? Да разве только одну ее? Так что бросьте притворяться, тем более что я был с вами предельно откровенен. Живите с вашей актрисой сколько душе угодно, но про женитьбу на ней забудьте.
Этот разговор поначалу разозлил Дина. Он не любил, когда ему кто-то что-то приказывал. Однако потом, покинув злополучный кабинет, Дин успокоился. Он понял, что в главном его собеседник прав: гарантии, что они с Киви, поженившись, потом не разведутся, у Дина не было. А третий развод и в самом деле мог плохо сказаться на его имидже. Это на Западе к этому делу подходят гораздо проще, а здесь, в Восточном блоке, моральный облик бойцов идеологического фронта должен быть безупречным. Показуха, конечно, но была в этом и своя истина: у людей должна быть вера хоть во что-то светлое. Поэтому предложение руки и сердца Дин своей возлюбленной так и не сделал. От этого им обоим было грустно. Как вспоминает Э. Киви: «Я ни на чем не настаивала, а он не стал предлагать. Почему-то до сих пор не могу забыть его взгляда в последний наш вечер. Казалось, Дин прощается со мной. Он уехал…»
Дин покинул Советский Союз сразу после завершения комсомольского съезда – 28 апреля. Он вернулся в Восточный Берлин, поскольку ему предстояло закончить работу над сценарием «Телль-Заатар». Это заняло у него немного времени, поскольку большая часть сценария была уже написана. Сюжет был незамысловат: двое главных героев – врачи Красного Креста, которые получили образование в Советском Союзе (одного из них должен был играть сам Дин Рид) – попадали в осажденный лагерь палестинских беженцев Телль-Заатар и становились свидетелями тех ужасов, которые выпали на долю защитников лагеря. Под впечатлением этих ужасов врачи сами вынуждены были взять в руки оружие и погибали смертью храбрых.
Закончив сценарий, Дин отослал его по двум адресам: Ясиру Арафату и директору студии «ДЕФА» Хану Дитеру Мэде. По задумке Дина, фильм должен был стать копродукцией: техническую базу должна была предоставить «ДЕФА», натурные съемки намечалось проводить в Ливии, а прокат в Европе должна была организовать итальянская сторона (у Дина еще остались связи в киношном мире этой страны).
2 мая Дин позвонил в Америку, чтобы поздравить свою дочь Рамону с днем рождения – девочке исполнилось 10 лет. У нее все складывалось хорошо: она жила с мамой и отчимом душа в душу, хорошо училась. Слушая ее звонкий голосок в телефонной трубке, Дин вспомнил себя в этом же возрасте и позавидовал дочери белой завистью: это было замечательное время, может быть, самое прекрасное в его жизни. Другое дело, что в те годы он почему-то об этом не задумывался и слишком беспечно относился к своему счастью. Впрочем, в этом Дин был не одинок: кто из детей умеет ценить свое детство?
В июне Дин принял участие в фестивале прессы в Восточном Берлине, после чего отправился в Чехословакию, в город Карловы Вары, где проходил традиционный, 21-й по счету, Международный кинофестиваль художественных фильмов. Причем Дин отправился туда не в качестве гостя, а как непосредственный участник – его фильм «Эль Кантор» был включен в конкурсную программу фестиваля. К сожалению, творению Дина на этом кинофоруме никаких наград не перепало. Гран-при достался двум картинам: «Тени жаркого лета» чехословацкого режиссера Ф. Влачила и «Белый Бим Черное ухо» советского режиссера Станислава Ростоцкого.
Однако время, проведенное Дином в Чехословакии, принесло ему немало приятных мгновений. Он встретился со многими своими друзьями-кинематографистами, а также приобрел новых друзей, будущие контакты с которыми обещали ему хорошие перспективы. В частности, со своим чешским другом Вацлавом Некаром Дин задумал снимать музыкальную комедию-вестерн. Эта идея понравилась обоим ее инициаторам и сулила хорошие дивиденды по части зрительского успеха, поскольку комедии любят все. Правда, у Дина еще не было режиссерского опыта по части создания фильмов подобного жанра, но это его не пугало, а даже наоборот – подстегивало. Ведь, будучи авантюристом по натуре, он никогда не пасовал перед трудностями.
С тем же Вацлавом Некаром Дин в те дни побывал во многих местах, в том числе и на слете молодежи в городе Кралове. Там Дин выступил на митинге, спев несколько гражданских песен.
Между тем по возвращении Дина в ГДР его ждало грустное известие: его идея с фильмом «Телль-Заатар» не нашла поддержки в ЦК СЕПГ. То, о чем предупреждал Дина Альберт Норден, сбылось. Во время разговора с главным идеологом Куртом Хагером и секретарем ЦК СЕПГ по международным делам Германом Аксеном Дину была разъяснена позиция восточногерманского руководства: его фильм несвоевремен.
– Сложная обстановка, которая сейчас сохраняется на Ближнем Востоке, не позволяет нам запустить этот проект в жизнь, – сообщил Хагер Дину. – Мы читали ваш сценарий и в целом оцениваем его очень высоко. Это действительно замечательное произведение искусства. Но политический аспект связывает нам руки. Мы не можем допустить ошибки на этом взрывоопасном поле.
– Значит, у этого проекта нет никакой перспективы? – спросил Дин.
– Почему же нет, есть, – вступил в разговор второй собеседник – Герман Аксен. – Просто на сегодняшний день это несвоевременно. Мы же говорим, что сценарий просто замечательный. Правда, несколько перенасыщен натуралистическими сценами смертей и медицинскими операциями. Здесь, Дин, вы явно пошли на поводу у западного кинематографа, где сейчас модно показывать реки крови.
– Я с вами не согласен. Та кровь, что льется в западных фильмах, и та, что показана у меня, – разные крови. У меня это кровь палестинских беженцев, которых безжалостно уничтожают озверевшие фалангисты.
– И все равно ее слишком много. Вот и директор «ДЕФА» Мэде считает точно так же, – продолжал упорствовать Аксен.
– Однако глупо спорить о недостатках сценария, который в ближайшее время все равно поставлен не будет, – с нескрываемой грустью в голосе резюмировал Дин.
– Но мы не ставим точку в этом проекте, а переносим его на другое время, – вновь подал голос Хагер. – А пока мы готовы способствовать любым другим вашим проектам.
– Я думаю, что тот фильм, который я задумал снимать в скором будущем, не имеет отношения к вашим ведомствам, – сообщил Дин.
– И что же это за фильм? – с нескрываемым удивлением поинтересовался Хагер.
– Это музыкальная комедия-вестерн. В нем не будет никакой идеологии и никакой политики.
– Это вы зря, Дин, – улыбнулся Хагер. – Идеология и политика есть везде, даже в музыкальной комедии. Но в целом вы правы: подобного рода кино затрагивает наши ведомства в меньшей степени, чем фильм о сегодняшнем Ближнем Востоке.
