«Если американцы бьют нас руками наших диссидентов, то почему бы и нам не ударить по ним с помощью их соотечественника? – подумал Андропов. – Вот уже много лет Дин Рид бескорыстно служит нашему делу и наверняка согласится оказать нам такую услугу. Тем более что это идет в русле его собственного письма Картеру».
Подумав об этом, Андропов нажал кнопку селекторной связи и попросил секретаря немедленно вызвать к нему одного из руководителей внешней разведки, ответственного за «активные мероприятия».
Уже на следующий день КГБ запустил в действие операцию «Бумеранг». В Восточный Берлин вылетел сотрудник ПГУ из Службы А (активные мероприятия) с миссией уговорить Дина Рида стать главным фигурантом этой операции. Вместе с тем самым сотрудником «Штази» Йоганом, который уже приходил к Дину два года назад, чекист из Москвы навестил Дина в его доме. Разговор был предельно откровенным. Сотрудник ПГУ сообщил, что прибыл сюда по личному распоряжению Андропова, и подробно изложил суть дела. Дин внимательно выслушал собеседника и практически сразу согласился участвовать в этой операции. Суть ее была в следующем. Дин должен был отправиться в США с фильмом «Эль Кантор» и во время этого вояжа спровоцировать местные власти на свой арест. Как только это произойдет, советская сторона должна была начать кампанию по освобождению Дина Рида, целью которой будет уличение администрации Картера в нарушении прав человека.
В США Дин прилетел в середине сентября. Прямо скажем, в неудачное время. Только что в Америке отгремел скандал, связанный с другим американским певцом и сторонником коммунистов – Полем Робсоном. Суть скандала состояла в следующем. Гильдия американских киноактеров и американское театральное общество единодушно выдвинули покойного певца в качестве кандидата на бронзовую звезду «Променада славы» («Площадь звезд») в Лос-Анджелесе. Однако отборочный комитет торговой палаты Голливуда решительно отвел кандидатуру Робсона. Глава комитета Уильям Хертц так мотивировал этот отказ: «Я не думаю, что мистер Робсон отвечает необходимым критериям. Во скольких кинофильмах он снимался? Сколько его пластинок продано? Какие артистические награды он имел? Уверяю вас, политика тут ни при чем».
Однако Хертц лукавил, и это понимали все. Отказ отборочного комитета выдвинуть кандидатуру Робсона был вызван именно политическими мотивами: в Америке набирал силу антисоветизм, а Робсон долгие годы был искренним другом Советского Союза. А ссылки Хертца на его скромные регалии выглядели смешно: Робсон снялся в 13 фильмах (один из них – «Император Джонс» – входил в сокровищницу американского кинематографа) и выступал в 26 театральных постановках. Самая известная его роль в театре – Отелло – до сих пор держала рекорд среди шекспировских постановок в США: он выступал в этой роли 296 раз.
За доброе имя Робсона пытались заступиться многие американские актеры. Один из них, Бен Верин, даже предложил, чтобы его звезда, украшавшая «Площадь звезд», была передана Робсону. Свое недоумение выразил даже мэр Лос-Анджелеса негр Том Брэдли, который заявил: «Я обеспокоен и опечален подобным решением. Как можно отказать Робсону в звезде, одному из самых почетных символов Голливуда, в звезде, которую он сорвал с неба еще при жизни?» Однако как друзья и коллеги Робсона ни старались, торговая палата Голливуда так и не изменила своего решения, предложив попытаться выставить кандидатуру Робсона как-нибудь в следующий раз. Стоит отметить, что в 1978 году чести получить звезду на «Площади звезд» был удостоен… мультяшный мышонок Микки-Маус.
На фоне скандала с Робсоном все, что произошло с Дином, едва он ступил на родную землю, выглядело вполне закономерно. Весь его груз, где главным являлись бобины с фильмом «Эль Кантор», оказался запертым на таможне. Было понятно, что власти не хотят, чтобы Дин со своим фильмом колесил по Америке, поэтому таможенники стали выдумывать разные причины того, почему они не хотят выпускать «Эль Кантора» «на свободу». В итоге эти мытарства продолжались почти полтора месяца, причем они совпали с днем рождения Дина – 22 сентября ему исполнилось 40 лет.
Но Дин без дела не сидел и все время, пока длилась таможенная эпопея, посвятил общению с родными и друзьями. Он встретился с родителями, братьями, а также с Патрисией, Рамоной и Патоном Прайсом. Эти встречи доставили Дину много приятных минут, поскольку за минувшие два года он успел здорово соскучиться по родным, да и по Америке тоже. Вообще в последнее время Дин все чаще стал ловить себя на мысли, что разлука с родиной дается ему все тяжелее и тяжелее. Когда он был молодым, подобных чувств у него не возникало, даже более того – он с радостью уезжал из Штатов, обуреваемый неуемной жаждой повидать остальной мир. Но теперь, в конце 70-х, все было иначе. Он уже успел пресытиться путешествиями (побывал более чем в 30 странах), и его стало неумолимо тянуть на родину. Причем в ГДР он специально поселился в местах, которые напоминали ему просторы родного Колорадо, – в лесном массиве на берегу озера. Однако даже этот пейзаж не мог заменить ему тех мест, которыми он привык восторгаться с раннего детства. И когда Дин поделился этими мыслями с Прайсом, тот глубокомысленно изрек:
– Я всегда знал, что ты слишком сентиментален, чтобы любить свою родину на расстоянии. Твоя жизнь перевалила за свой экватор, впереди маячит старость, а она всегда ностальгична. Поэтому тебе стоит хорошенько подумать, где лучше встретить осень жизни: на чужбине или на своей родине.
– Неужели я так плохо выгляжу, если ты уже записываешь меня в старики? – попытался отшутиться Дин.
– Выглядишь ты прекрасно, но твои глаза полны усталости. И мне кажется, тебе пора перестать бороться с ветряными мельницами.
Дин с удивлением взглянул на своего учителя, явно не ожидая услышать от него подобных речей. Поймав этот взгляд, Прайс продолжил:
– Да, ты напоминаешь мне Дон Кихота в ядерном веке. Человека, пытающегося примирить две системы, которые по сути своей не способны к подобному примирению. Им суждено вечно враждовать и воевать друг с другом до победного конца.
– И кто же из них, по твоему мнению, победит? – поинтересовался Дин.
– Этого никто не знает. Однако лично я ратую за то, чтобы победа никому не досталась. В противном случае в мире нарушится равновесие, а это приведет к бедам гораздо большим, чем сегодняшние.
– Ты имеешь в виду ядерную войну? Но она возможна и в наши дни, причем ее угроза исходит с этой стороны. Ты разве забыл доктрину нашего бывшего министра обороны Шлессинджера, выдвинутую им чуть меньше трех лет назад? О том, что США не исключают возможности применения стратегического ядерного оружия первыми?
– Во-первых, Шлессинджера у власти больше нет. Во-вторых, его слова были обычным сотрясанием воздуха, вызванным желанием запугать своего противника. Я не верю, что ядерная война возможна, пока существуют две сверхдержавы – США и Советский Союз. Вот когда кого-то из них не станет, то возможно всякое.
– Тогда почему ты называешь меня борцом с ветряными мельницами, если я все свои силы отдаю на то, чтобы одна из этих сторон, Советский Союз, не проиграла это сражение? – удивился Дин.
