Но это описание «половой психопатии» Распутина очень подозрительно. Вспомним показания Филиппова, не раз присутствовавшего на кутежах, который отмечал необычайную чистоплотность своего друга во время попоек: «Я никогда не припомню какой-либо внешней непристойности в его костюме, например, расстегнутых брюк… хотя в 1915 году он посещал меня ежедневно». И нигде больше в донесениях агентов мы не прочтем подобных описаний.
И присутствие на оргии двух подозрительных газетчиков, и странная легкость, с которой вдруг «поставка расстроилась», – все настораживает…
«Был грех…»
Скорее всего, события развивались так. Одним из пировавших с Распутиным был некто Соедов, темная личность, снабжавшая новостями бульварные газеты. Однако он, как пишет Мартынов, «не забывал в своих статьях… в самом хвалебном тоне упоминать о действиях Московской администрации», то есть, вероятно, был платным осведомителем охранки (явление нередкое среди мелких журналистов). Он, очевидно, и получил задание втянуть Распутина в скандал.
Соедов пообещал Распутину выгодный контракт, и тот согласился. И тогда Соедов предложил отпраздновать сделку за счет второго компаньона в будущем бизнесе – редактора бульварной газеты. Итак, пить с Распутиным отправились двое журналистов, которые потом могли разнести по Москве все, что им захочется… А потом произошел обычный распутинский загул с его любимой хлыстовской пляской, цыганским хором, швырянием денег, взятых у Кугульского и Соедова, и нетрезвым хвастовством по поводу рубашек, вышитых «мамой»…
Эту, в сущности, рядовую для Распутина пьянку по приказу находчивого Джунковского превратили в оргию – с поношением Царской Семьи и демонстрацией половых органов. Белецкий вспоминал: «Распутин рассказал об обиде, причиненной ему Джунковским жалобой на его поведение в Москве… добродушно сознался, что был грех, но в чем именно, не сказал; я понял, что в опьянении». Все остальное – о «половой психопатии» и прочее – видимо, присочинили.
Вся Москва вскоре была переполнена слухами. Но Джунковский не спешит сообщить царю о скандале – его, видимо, настораживает легкость, с которой Распутин принял предложение Соедова и Кугульского. Он задает себе тот же вопрос, что и мы: неужели умный и хитрый мужик не понимал, как опасна пьянка с подозрительными журналистами? И оттого Джунковский тянет – он чувствует какой-то подвох. Только через три месяца, в отсутствие Распутина в Петрограде, он рискнет доложить царю о происшествии в «Яре».
Распутин мог лишь посмеяться над всеми этими интригами. Он знал не раз проверенное правило: всякий, выступивший против него, лишался влияния и власти. И потому он ничего не боялся – никаких доносов! Сам Столыпин доносил на него… и сломал себе шею! Так что доклад шефа жандармов, как это ни парадоксально, был даже на руку Распутину, ибо означал конец карьеры Джунковского. Враг хитер, да мужик хитрее!
Если допустить, что Распутин все это понимал, то скандал в «Яре» выглядит как обдуманная провокация со стороны… самого мужика! Вот почему он с такой готовностью пошел кутить с двумя агентами-журналистами. Тем более, как мы узнаем в дальнейшем, во время пьянки Распутин подготовил большой сюрприз, который взорвет все обвинения Джунковского.
Обдуманная провокация… Именно здесь – ключ к пониманию характера Распутина! Он удивителен сочетаемостью несочетаемого. Он простодушен, наивен, живет прозрениями… и в следующий миг – расчетлив, хитер, по-мужицки осторожен. И главное – он умеет учиться.
И есть у кого! Именно в то время в его команде появились истинные мастера интриги. Сначала – Симанович. Потом – князь Андроников, интриган масштаба петербургского. И незадолго до скандала в «Яре» в окружении Распутина возник интриган международного масштаба – Манасевич-Мануйлов. Его называли «Русский Рокамболь» – по имени героя (авантюриста и шпиона) знаменитого тогда романа Понсона дю Террайля.
Иван Федорович Манасевич-Мануйлов начал жизнь удивительно. Сын нищего еврея Манасевича, он был усыновлен богатым русским купцом Мануйловым, завещавшим ему громадное состояние, однако с условием, что деньги он получит только в 35 лет. Но молодой Манасевич ждать не стал. Он покинул провинцию, приехал в Петербург и, приняв лютеранство, весело зажил в столице – кутил, играл, занимая деньги у ростовщиков под будущее наследство. Ему покровительствовал князь Мещерский – антисемит и один из влиятельнейших идеологов монархизма (впрочем, учитывая гомосексуальную ориентацию князя, сплетники легко определили причины этой странной привязанности). Карьера Манасевича развивается стремительно. Он начинает тайно сотрудничать в охранке, выполняя самые разные поручения (например, он выкрал у секретаря Витте документы, компрометирующие графа, и передал их ненавидевшему Витте министру внутренних дел Плеве). Вскоре по протекции князя Мещерского Манасевича – иудея по рождению, лютеранина по вере… отправляют в Ватикан – «защитником прав православных христиан» при Папе Римском!
В 1917 году ему пришлось отвечать на вопросы Чрезвычайной комиссии.
«– Кроме официальных функций (при папском дворе. – Э. Р.), какие еще у вас были?
– Наблюдение за пропагандой католицизма.
– За влиянием Рима на Россию?… Как вы следили за продвижением католицизма?
– В моих руках были агенты.
– То есть вы были главой агентуры?…»
Он все время работал в разведке. Во время Русско-японской войны он сумел проникнуть в японское посольство в Гааге, где добыл дипломатический шифр. Манасевич показал: «В самое короткое время мною были получены шифры следующих государств – Америки, Китая, Болгарии и Румынии». Однако в 1905 году его коллеги по шпионажу доказали, что сообщенные Манасевичем сведения часто попросту выдуманы и что он присваивал себе деньги, ассигнованные на агентов.
Манасевич выходит в отставку и начинает сотрудничать в газетах. Он привык к двойной и даже тройной игре и продолжает держаться на плаву. Он входит в тайные сношения со знаменитым Бурцевым – революционером и охотником за провокаторами департамента полиции. И одновременно… продолжает сотрудничать с охранкой. Назывались баснословные суммы, за которые Манасевич продавал Бурцеву полицейские документы…
Оставленное ему наследство давно съели долги, и тем не менее он тратит огромные деньги за карточным столом и на бирже. Он продолжает вести свои запутанные дела – в газетах, в разведке (или в разведках разных стран), в тайной полиции и у революционеров. И всюду получает гонорары… «Омерзительный, малорослый, бритый» – так описывает его Блок.
В 1915 году он еще раз резко повернул свою судьбу. Раньше Манасевич-Мануйлов зло выступал против Распутина в печати (тот даже жаловался, что Манасевич «преследовал его с фотоаппаратом»). Теперь же он начинает играть роль новообращенного почитателя «отца Григория» и вскоре, ко всеобщему изумлению… оказывается близким другом Распутина!
Сей «бывший Савл, а ныне апостол Павел», конечно, показался Распутину весьма ценным человеком. К тому же Манасевич обожал кутежи и рестораны. Так мастер интриг и провокаций очутился на Гороховой и вошел в «мозговой центр».
